— Видишь, в чем дело… У нас не запрещено верить. Например, в Бога, в астрологию, в иные цивилизации. Это нормальная человеческая потребность. И если бы мы стали признавать невменяемыми всех верующих, мир бы превратился в общество умалишенных. Верить можно и даже нужно! Но не делать из своей индивидуальной веры фетиша, навязчивую идею, объявлять себя чуть ли не пророком. Я вполне допускаю, ты столкнулся с явлениями необъяснимыми — их на свете достаточно, это поразило твое воображение.
— Предлагаешь мне помалкивать?
— Ну да, пока общество не дозрело до понимания таких тонких вещей, как иные миры.
— Но ведь это не совсем уж иной мир! — горячо возразил Шабанов. — Люди живут рядом с нами! Но научились никому не мешать и все время оставаться незримыми. И не чудесами, не колдовской силой! Технический прогресс на таком уровне… хотя он не совсем технический. Ну, например, они используют лес, как естественную защиту, но не под кронами прячутся, как мы привыкли делать. Старый парк у них — мощная противолокационная станция. И потому их не видно ни с земли, ни с воздуха, ни прибором, ни глазом. Оказывается, если суметь подключиться к таинственной жизни дерева, можно спокойно управлять его энергией и создавать любые поля, не только защитные. Мы же ничего не знаем о природе! Нет, у нас осталась некая память, вернее, ее рудименты, и потому нас тянет в лес, под сень деревьев, к воде и огню, на шашлыки… Они развили именно это направление в науке! Восприятие целостности мира! Знаешь, как воспринимается он в детстве, пока не появилось желание сломать игрушку и посмотреть, что внутри…
— Ты как считаешь, — перебил его толстяк. — Случайно к ним попал? По стечению обстоятельств? Или была закономерность?
— Я понял так, что они изредка… похищают людей из нашего мира, — неуверенно ответил Шабанов.
— Зачем? Изучать?
— Да нет… У них же замкнутая община, время от времени требуются женихи и невесты…
— А что, с их уровнем технологии не могут решить демографическую проблему? Допустим, изменять хромосомный ряд, чтоб брат мог жениться на сестре и избежать вырождения.
— В том-то и дело! Это наш подход — изменить что-нибудь, переделать, перестроить… Они считают природу человека божественной, а значит, неприкасаемой.
— То есть тебя похитили в качестве жениха? — уточнил доктор.
— Не хочу говорить на эту тему, — заявил Шабанов.
— Ну хорошо! Выходит, тебе уже нельзя вернуться назад?
— Нельзя… И все из-за этой дурацкой вонючей «Принцессы»!
— А это еще кто такая? — выпучил заплывшие глазки толстяк.
Разумеется, он не мог ничего знать о приборе и Герман ушел от ответа.
— Она тоже не подлежит обсуждению…
— И ладно! Коль вернуться нельзя, то может будет лучше забыть о них? Существуют — и пусть существуют себе?
— Тогда нашему миру уготована печальная судьба. Все наши высокие технологии развиваются по трем порочным направлениям: вооружения, чтоб бить друг друга или держать в страхе, удобство и сытая жизнь, которая ни к чему, кроме болезней, не приводит, и тотальный контроль за человеком… Или ты знаешь еще какое-нибудь?
Лечащий врач посидел в некотором отупении — толстые люди всегда казались Шабанову туповатыми, чего он сам опасался, будучи склонным к полноте, затем вдруг встал, тряхнул тремя небритыми подбородками.
— Знаешь что, Шабанов!.. Ты мне испортил все результаты трехдневного отдыха! Еще вчера я сидел на берегу, пил водку и ел шашлыки!.. Навязался ты на мою голову! Выпишу я тебя на хрен, сегодня же. И катись ты куда хочешь!
— Выписывай, поеду к родителям, на родную речку, — Шабанов пошел в двери. — Сейчас там черемуха цветет по берегам. Запах!..
Когда он вернулся в палату, кадета там не оказалось, и вещей его тоже. С постели его уже сняли белье и остался голый матрац с верблюжьим одеялом и подушкой без наволочки. Товарищ Жуков умудрился выписаться до обхода, видимо, по настоянию будущего тестя, и убежал даже не попрощавшись… Герман лег на свою койку, не снимая тапочек, подобрал ноги и, мечтая о том, как приедет в родную деревню, попытался уснуть, но тут в коридоре послышался шум приближающихся шагов и в палату вошли семеро в белых халатах. Впереди был лечащий врач, сходу начавший докладывать о состоянии больного маленькому, крючконосому человечку с генеральскими лампасами на брюках.
Шабанов не встал, лишь открыл глаза и, не шевелясь, слушал какие-то определения, фразы и медицинские термины, к нему вовсе не относящиеся.
— В настоящее время состояние пациента удовлетворительное, документы готовятся к выписке, — наконец заключил толстяк и посмотрел так, будто кулак показал. — По согласованию… Вы в курсе, товарищ генерал…
От глаз генерала не ускользнула надпись на стекле гермошлема…
— Как ваше самочувствие, господин капитан, — он приблизился к Шабанову, оттянул крючковатым пальцем веки у него и уж совсем как деревенский фельдшер, заставил показать язык.
Что-то ведь должен был делать, показать как-то свое важное соучастие в мероприятии…
В проветренной кадетом палате было свежо, и Герман уловил неприятный и довольно сильный запах, исходящий от важного доктора.
— Удовлетворительное, — повторил он формулировку толстяка.
— Опять готовы штурмовать небесные высоты? — генерал взял историю болезни, глянул в нее пустыми глазами. Тем временем лечащий уже схватил стул, изготовился подставить, если начальник захочет присесть.
— Готов, но не хочу, — не меняя положения, отозвался Шабанов. — Поеду на родину, там черемуха цветет, и запах… А здесь одна вонь.
— И у нас скоро зацветет…
— Что толку?.. А почему от вас «Принцессой» пахнет?
— Чем? — это он услышал, ибо все остальное, про черемуху, он не воспринимал и отвечал ради словца.
— Да это я так, чтобы привлечь ваше внимание. А то смотрите мимо…
Генерал полистал историю, зацепился взглядом, стал читать, и тут толстяк — лечащий врач склонился над его плечом, заговорил тихо:
— Я знаю об этом… Но есть распоряжение… Считаю, что да, возможно… И это не исключено… Не адекватные, да… Был приказ…
— Отдохните у нас еще недельку! — вдруг жизнерадостно заключил медицинский начальник, отдавая бумаги лечащему. — Такая погода, прекрасное время!.. Кстати, а где же Митрич? Почему пустая коечка?
— Выписан по распоряжению, — шепотом доложил тот. — Вас поставили в известность…
— Да, да, помню… Нам скучно будет без Митрича!
Это он сказал уже на ходу и, словно маленький гусек, возглавив белую стаю докторов, повел их на дневную кормежку. Когда дверь за ними закрылась, Шабанов вскочил и распахнул форточку. На улице действительно начинался летний день, и под самым окном команда выздоравливающих солдат, раздевшись до пояса, красила известью бордюры пешеходных дорожек.