Жиган задержался у паспортного контроля, но черное пальто Александры уже мелькало у стеклянного коридора, ведущего к лайнеру, и через мгновение его не стало видно. Металлический голос в последний раз объявил посадку на рейс «Москва – Рим». Жиган достал сигареты. Неприятно усмехнулся краем губ. И пошел к выходу. Чуть погодя за ним последовал и Буров.
В декабре, во время дождей, в Баии нечем дышать. Ночью в нашем доме были открыты ставни, завешенные москитными сетками, я оставляла распахнутой настежь даже дверь, но духота оставалась почти прежней. Дети, впрочем, спали в эту жару спокойно. Мой мальчик, Ману, даже умудрялся натягивать на себя одеяло, и я во второй раз за вечер подошла убрать его, освобождая вспотевшую, курчавую головку. Тут же из соседней кроватки высунулась вторая голова – растрепанная, с нимбом черных волосенок, – и двухлетняя Мария обиженно спросила: «Мама, а я?!»
– И ты, – я подошла к ней, поправила одеяло.
Восстановив таким образом справедливость, Мария сама себе сунула в рот соску и заснула. Я с книгой в руке вернулась к зеленой лампе на столе, вокруг которой вились ночные бабочки. Мужа дома не было: час назад за ним явилось, громко крича и причитая, целое семейство из соседнего квартала: начались внеплановые роды. Для нас с Жозе это было привычным делом. Муж отодвинул тарелку с недоеденной фасолью, взял свой чемоданчик и ушел, не позволив мне проводить себя даже до калитки: лил дождь.
Несколько часов я сидела, читая книгу. Чтение длилось медленно: русских книг в Баии было не достать, а в португальском я до сих пор разбиралась с трудом. В саду шумел дождь, издавала замысловатые, почти птичьи трели жаба каруру, которая иногда подходила к самому дому и усаживалась на веранде под конусом фонаря, тяжелая и печальная, как пожилая вдова. Но сегодня каруру не пришла: ей нравилось мокнуть в саду, под листьями плодовых деревьев.
С улицы донесся шелест шин: подъехала и остановилась машина. Должно быть, прибыл с работы сосед. Но когда со двора послышался скрип калитки и громкий хлопок в ладоши – обычное местное приветствие, – я подняла голову, ожидая громких криков: «Доктор Зе!» или «Дона Сандра!». Часы показывали полночь, Жозе не стал бы хлопать во дворе, и, кроме клиентов, прийти было некому. Но никто не кричал; зато раздался еще один хлопок. Я отложила книгу, накинула на голову шаль и пошла к двери.
Во дворе под дождем стоял Жиган. Фонарь с веранды освещал его с ног до головы. Рядом с ним, в круге желтого света с ошалелым видом сидела каруру. Жиган, наклонившись, гладил ее по спинке, как собаку. Увидев меня, он выпрямился, и я увидела, что он почти не изменился.
– Тебе чего? – спросила я, понимая, что здороваться он все равно не будет.
– Так, мимо проезжал, – в тон ответил он. – Твой дома?
– Нет. Проходи. Только тихо: дети спят.
Он кивнул и, обходя лужи, зашагал к крыльцу.
В доме я дала ему полотенце, и Жиган, сев за стол, кое-как вытер голову. Его красная футболка с изображением бога Ошосси была темной от дождя.
– Сними майку, – посоветовала я. – Мокрый весь.
Он отмахнулся. Достал сигареты. Прикуривая, спросил:
– Как живешь?
– Слава богу.
– Что, и денег хватает?
– Когда мне не хватало?
– Ну да, – нехорошо усмехнулся он, и я снова подумала: совсем не изменился. – Леший тебе хоть шлет что-то?
– Что-то шлет. – И это было правдой. – Но, Жиган, там же огромная семья живет…
– На твои бабки.
– Это моя родня.
Жиган пожал плечами, но ничего не сказал. Я посмотрела на часы. Он усмехнулся:
– Да не бойся. Твой раньше чем через час не явится.
– Как у Лу дела?
– Лучше всех. Беременная, дура.
– От тебя хоть?
– А я знаю? Родится – посмотрим…
– Как бизнес?
– Расширяемся помаленьку.
– Ну, семь футов тебе под килем. Чего хотел-то?
Жиган не ответил. Стоя у двери, я смотрела на его темное, замкнутое лицо с узкими глазами, странно блестевшими в зеленом свете лампы. Во дворе шуршал дождь, пела каруру. Что-то пробормотала, повернувшись во сне, Мария, и я отошла к ней.
Когда я вернулась, Жиган курил у открытого окна. Я подошла. Он обернулся.
– Лады, поеду.
– Езжай.
Он выбросил сигарету в мокрый сад. Она почему-то не потухла сразу, и мы некоторое время оба, как завороженные, следили за красным огоньком, нехотя гаснущим в темноте. Затем Жиган сказал:
– Санька, это был вопрос времени. Если бы не я Шкипера, то он бы меня. По-другому уже никак нельзя было.
Я молчала, зная, что он скорее всего не врет. Жиган по-прежнему глядел в сад. Жаба умолкла, и я мельком подумала: наверное, взбирается на веранду. Действительно, вскоре из-за двери донеслись тяжкие шлепки.
– Как это ты вперед успел? – спросила я. – Шкипер дураком не был.
– Не был, – согласился Жиган. – Просто мне подфартило. Грех было случай упускать.
– А меня зачем оставил? – задала я единственный вопрос, ответа на который у меня не было. – Столько головной боли еще потом через это имел.
Он пожал плечами. С непонятной усмешкой сказал:
– А хрен тебя знает… Еще бы правда меня за собой потащила.
– Ты всерьез в это верил? И из Москвы меня не выпускал поэтому?
Он не ответил. Чуть погодя, по-прежнему стоя ко мне спиной, сказал:
– Ты Бьянку-то от цыган забери, не нужна она мне. Все-таки ты ей не чужая, а там неизвестно кто… А что ты так вскинулась? Думаешь, я правда не знал? Дуры вы, бабы, все до одной, правильно твой Леший говорит…
Сказать мне было нечего. Руки у меня дрожали, и я стиснула в них влажную от дождя ткань занавески. Еще некоторое время Жиган стоял у окна, затем коротко взглянул на меня, повернулся и вышел. Хлопнула дверь, хлюпнула под его ботинком лужа у крыльца. Завелась и отъехала машина.
– Мама! – проснулся Ману. И вышел из комнаты, завернувшись в одеяло, сонно помаргивая глазами. – Кто приехал?
– Никто. Соседи. Ты иди спать…
– А папа скоро вернется?
– Скоро, малыш. – Я взяла сына на руки. Посмотрела в светлые, серые, очень спокойные глаза на смуглом личике. И понесла его в постель.
– Мама, а почему ты плачешь?
– Я не плачу. Это книга попалась грустная.
– Ты ее не читай. Я тебе завтра свою дам, про черепаху Чилиту.
– Хорошо, маленький. Почитаю про Чилиту. Ты спи. Спи…