– Зачем? – удивился он.
– Как, а ты что, не слыхал?! – в свою очередь, поразилась Роза. – Ну, как в колодце живете, право слово! Да об этом второй день все цыгане в Одессе галдят! Хор с самой Москвы приехал, ясно? В Одессе остановились, пели вчера у Фанкони, а сегодня в парке для всех. Завтра в Крым возвращаются. Все наши идут смотреть, интересно же! И надо же, с такой дали, с самой Москвы!
– С… Москвы? – внезапно охрипшим голосом переспросил Илья. – А чей хор? Кто хоревод?
– В афише написано – Дмитриев, кажется.
Его словно обухом ударили по голове. Илья провел задрожавшей рукой по лбу, затеребил в пальцах шнурок нательного креста. Роза смотрела на него выжидательно, и надо было что-то отвечать ей, но вставший в горле ком не проваливался, хоть убей. Дэвлалэ! Московские… здесь… какого черта только явились… Зря надеялся, что теперь до смерти их всех не увидит. Господи, за какой еще грех на него это свалилось?
– Что с тобой, Илья? – тихо спросила Роза.
– Со мной?.. – голос дрогнул, сорвался, и Илья отвернулся от пристального взгляда Чачанки. – Со мной ничего.
– Сам-то ты не московский случаем?
– Н-нет… Так, говоришь, все пойдут?
– Ну да. – Роза не сводила с него глаз. – И я, и одесские. Вы-то собираетесь?
Илья молчал, лихорадочно думая, что ответить. Взгляд его упал на подошедшую Маргитку. В ее глазах стояло такое смертное отчаяние, что Илья сразу понял: нужно поскорее уходить и уводить ее.
– Пойдем мы, Роза. У меня еще дел полно сегодня.
– Подожди! – Роза взмахнула рукой, показывая на дорогу. – Это не твой буланый скачет?
На дороге клубилось серое облако пыли. Когда облако приблизилось, Илья разглядел в нем своего буланого с Цинкой на спине. Подскакав к трактиру, Цинка с лихим гиком осадила лошадь, спрыгнула на землю, вытерла кулаком нос и принялась вопить на всю окрестность:
– Дед, меня дадо послал! За тобой! Чтобы быстро-быстро! Велел сказать: бросай все и бежи домой! Надо очень! Там твоя сестра пришла! Тетя Варя пришла! Вот что!
– Варька? – медленно переспросил Илья. – Откуда?
Цинка пожала плечами, потерла одну босую ногу о другую. Илья взял внучку на руки, посадил обратно на лошадь.
– Ну, скачи, скажи – сейчас будем. – Он обернулся к Маргитке. – Идем домой?
– Идем, – глухо, не поднимая глаз, ответила она.
Варьку Илья увидел еще издали. Сестра сидела на крыльце дома, обхватив колени руками, дымила трубкой, изредка сплевывала в сторону. Увидев приближающегося Илью, не спеша встала, выколотила и спрятала трубку и еще тушила босой ногой последние угольки, когда брат подошел вплотную.
– Варька… – только и сумел сказать он.
Сестра подняла голову, и Илья едва успел увидеть ее блестящие от слез глаза: в следующий миг Варька уже висела у него на шее, сдавленно повторяя:
– Сволочь… Сволочь… Вот сволочь…
– Да за что же ругаешь? – хрипло спросил он. – Вот он я. Сама же не ехала пять лет.
– Я не ехала? Я не ехала?! Да я тебя по всему Крыму искала! По всей Бессарабии! Вы же хуже таборных, совсем на месте не сидите! Хоть бы знать о себе дал, паршивец, последнюю совесть схоронил!
– Искала? Ты меня искала? – недоверчиво переспросил Илья. – А я думал…
Варька подняла голову. Тихо, но грозно спросила:
– Ну, и что же ты там думал?
Илья не стал врать.
– Думал, что не свидимся больше.
– Дурак! – устало сказала Варька.
Он молчал. Обнимал худые плечи сестры, гладил ее по спине. И сам не заметил, как опустился на колени и как Варька тут же села рядом прямо в пыль, и они обнялись, как в детстве, и он уткнулся в ее плечо. Вот она – Варька, вот она – сестренка, вся его семья, вся родня. Снова здесь, снова с ним и будет всегда.
Дома у накрытого стола сидел Яшка, а возле печи суетилась Дашка. Илья давно не видел дочь такой счастливой – улыбка не сходила с ее лица, а огромный живот не мешал Дашке ловко и быстро орудовать у печи ухватом. Она уже успела заставить стол всем, что было в доме съестного, поставила самовар. Маргитка молча подошла помочь ей. Илья заметил, что с Варькой они поздоровались холодно, мельком, не поцеловавшись. Вскоре Маргитка и вовсе ушла на двор с полным тазом грязного белья, словно не могла выбрать другого времени для стирки. Илье это не понравилось, он собрался было пойти вернуть жену, но передумал: хотелось послушать Варьку, начавшую рассказывать о своем путешествии по Крыму.
Яшка сидел за столом как на иголках. Едва дождавшись паузы в разговоре старших, он принялся жадно расспрашивать Варьку:
– Как наши все там, бибийо? [21] Как отец? Мама здорова? Сестер замуж взяли? Всех? Пашка Конаков на Ольке обещал жениться – женился?
Впервые на памяти Ильи Яшке изменила его обычная сдержанность, вопросы сыпались из парня один за другим, а загорелое скуластое лицо было взволновано и казалось совсем мальчишеским. Яшка даже не заметил, что выпил свой стакан вина до того, как пригубили Илья и Варька: недопустимое поведение при гостях, тем более старших. Вздохнув, Илья понял, что, пока Варька не переберет всю Яшкину московскую родню, поговорить с сестрой ему не удастся.
А может, и слава богу… О чем говорить? Что рассказывать? Как искал по всей Бессарабии Маргитку? Какой ее нашел? Как жили, как живут сейчас? Зачем?.. Позориться только. Да, Варька сестра ему; да, кроме нее, у него и на свете нет никого, но… Но язык не повернется рассказать, из-за чего они столько лет, как бродяги, мотались по Крыму, из-за чего никак не могли сесть на одном месте, ужиться с цыганами… Да Варька и не дура; небось давно сама догадалась. Ведь наверняка не думала, что отыщет брата в нищем рыбачьем поселке среди бог знает какого сброда. Что он ответит, если Варька сейчас спросит: «Как ты живешь, Илья?» Что тут отвечать? Не расскажешь ведь, не вывалишь, как прежде, все, от чего болит душа, не спросишь: «Что делать?» Тьфу, пропади все пропадом… Может, лучше бы ей и вовсе не приезжать было.
Яшка угомонился только через час. И то помогла Дашка, на миг остановившаяся за спиной мужа и что-то чуть слышно шепнувшая ему. Яшка умолк, смущенно покряхтел, тут же вспомнил о каком-то неотложном деле и, извинившись, вышел из комнаты.
– Спасибо, чайори, – недовольно сказал Илья. – Думал – до ночи от него не избавлюсь.
– А ты чего хотел? – сдерживала улыбку Варька. – Парень родню пять лет не видал. Девочка, хватит там у печи вертеться, садись с нами, дай на тебя посмотреть! Господи, ты и не растолстела, кажется, совсем… Четверых родила, а все как невеста! Затягивалась, что ли? Иди, посиди!
– Сейчас вернусь. – Дашка улыбнулась, взяла пустое ведро и вышла на улицу.
– Золото, а не девочка, – с нежностью сказала Варька, глядя ей вслед. – И в кого только?