– Ва! Не о том! Эх, черт, вина нету…
– Замолчи, чучело, – горестно сказала Катька. – Лишь бы нарезаться… Бес, слушай, я сама скажу. Мы вот с этим женимся. Я в залете.
Секунду можно было гадать, хватит Яшку удар или нет. Но молодость организма взяла верх, и вместо удара последовал короткий текст, которого я здесь не привожу по соображениям морали. Затем на всеобщее обозрение была выставлена Яшкина фига, приправленная комментарием: «Через мой труп, шалава! Все!» После чего за Бесом захлопнулась дверь, и от ее удара закачались все поварешки в кухне.
– Ну и наплевать, – беззаботно сказала Катька. Посмотрев на скисшего Армена, подмигнула ему: – Чего ты, горе мое? Раз сразу не убил – потом не будет. Вечером все равно жрать захочет и явится. Говорила я, что с ним голодным разговаривать без толку? Садись, давай я тебя хоть накормлю чем-нибудь. Нинка, и ты садись. Посмотри за дверью, в мамином сапоге, – стоит пузырь? О, не нашли, уголовники, мою заначку! Тащи сюда! Давайте хряпнем – за мою семейную жизнь!
– Ура, – тупо сказала я, ставя на стол бутылку «Хванчкары». Голова шла кругом. Слава богу – безумные выходные подходили к концу.
Два месяца спустя мы с Георгием Барсадзе сидели в «Колхиде». На дворе уже была весна, ранняя и дружная в этом году. В восемь часов вечера еще было светло, каштаны за окнами ресторана начинали разворачивать почки, сохли тротуары, на улицах мелькали разноцветные плащи и куртки. В этот раз Барс настоял на том, чтобы сделать заказ. От огненного сациви во рту у меня был пожар, который я безуспешно пыталась погасить минералкой. Одновременно приходилось взывать к совести Барсадзе:
– Георгий Зурабович, ну что же тут смешного? Мы две недели боялись, что до смертоубийства дойдет. Вам легко смеяться…
Мои увещевания пропадали втуне – Барс хохотал. Во все горло, зажмурившись, сверкая большими белыми зубами и сквозь смех приговаривая что-то по-грузински. Пять минут назад я рассказала ему о состоявшейся недавно Катькиной свадьбе. Сему событию предшествовали долгие и выматывающие бои, в ходе которых обе воюющих стороны – Катька и Бес – стояли насмерть. На стороне Катьки была тетя Маша, которую Армен Саркисян сумел обаять своими бархатными очами, уверениями в страстной и пламенной любви к ее единственной дочери, демонстрацией московской прописки и обещанием в скором времени купить квартиру. Сторону Беса приняли братья и отец, и на протяжении двух недель на барахолке могли происходить любые события вплоть до гражданской войны – Мелкобесовых это не интересовало. Кухня Мамы-шефа, к вечеру забитая родственниками и друзьями обоих влюбленных, ходила ходуном. Произносились страстные клятвы и матерные монологи, протекало развенчивание кумиров и открывание глаз, вспоминался ход истории, религиозные обряды, национальные традиции, курс доллара и цены на квадратный метр жилплощади в Москве. К концу второй недели Катькино терпение лопнуло. Выхватив из рук старшего брата стакан водки, она лихо втянула его в себя, воздвиглась на стул и с его высоты решительно объявила, что сейчас же, сей секунд, забирает косметичку, дубленку, финские сапоги и уходит в «тараканник». Плевать, что там пять человек на метр. Плевать, что развернуться на кухне невозможно, что чужие дети под ногами и что окно до сих пор забито фанерой. Любовь – главное в жизни, и если некоторые недоразвитые рэкетиры этого не понимают – что ж, их проблема. Она, Катерина Мелкобесова, не намерена жертвовать из-за этого личным счастьем и любимым человеком. Под гром аплодисментов семьи Саркисян Катька хлопнула стакан об пол, слезла со стула и, покачиваясь, пошла собирать вещи. Дело приобрело нешуточный оборот, Мама-шеф схватилась за валидол, честь семьи была поставлена на карту, – и Бес сдался. Последующая неделя протекла не в пример спокойно и в основном была посвящена обсуждению коммерческих вопросов. В конце концов деньги на пресловутую квартиру для молодых дали обе семьи. Кроме того, Бесы сконцентрировали свою фамильную предприимчивость и умудрились путем тройного обмена приобрести жилплощадь в нашем же дворе. Обрадовались все, кроме невесты: «Это что же – до смерти мне вас кормить?! Саркисян! Все к черту, не хочу свадьбы, поехали в твой Ереван! Видеть их больше не могу!»
Армена предложение возлюбленной почему-то не устроило. Неминуемую катастрофу предотвратила только клятва братьев Мелкобесовых не появляться на кухне замужней сестры чаще трех раз в неделю. Услышав это, Катька тут же утихомирилась, и процесс женитьбы потек положенным путем. На свадьбе было такое количество народу, что ресторан «Колхида», снятый для сего события, не мог вместить всех гостей, и столы пришлось выносить на улицу – благо, было уже тепло. По ходу торжества Бесы решали свои производственные проблемы, по залу то и дело шныряли темные личности, периодически возле ресторана возникали наряды милиции, и все это изрядно напоминало первые кадры «Крестного отца». После медового месяца, сокращенного трудовым законодательством до трех дней, Катька принесла в налоговую инспекцию заявление об уходе.
«Пойду к мужу бухгалтером на фирму. А то его посадят за неуплату, а мне передачи носи!»
– …Золотая девочка! – отсмеявшись, одобрил Барсадзе. – Жаль, что меня в Москве не было. Это надо же – такое пропустить!
– Какая погода в Испании, Георгий Зурабович?
– Жарко. Ванда передавала вам привет.
– Когда она вернется?
– В августе. Поступать в художественное училище. Та-а-акой список книг мне велела купить… Но почти все уже нашел.
Ванда улетела в Испанию два месяца назад – сразу же после выписки из больницы. Перед отлетом она съездила в деревню к прабабушке и лично отвезла ей злополучную икону. На работу Ванда не пришла даже за расчетом. Я уже не удивилась тому, что она не позвонила ни мне, ни Катьке. Вместо нее позвонил Барс, который, собственно, и рассказал мне обо всем, присовокупив, что перед отлетом Ванда несколько раз встречалась со Стеллой Суарес. О чем они говорили – Барс не знал, но конечным результатом оказалась внушительная пачка писем – от Суарес друзьям в Испании. Эти рекомендации позволили Ванде получить работу байлаоры в ресторане «Los gitanos» в одном из пригородов Мадрида. Затем долгих два месяца от нее не было никаких известий. Я уже окончательно смирилась с тем, что больше никогда не встречусь с Марсианкой, но сегодня утром зазвонил телефон. Барсадзе снова объявился в Москве.
– Почему она возвращается? – спросила я. – Она же мечтала танцевать!
– Да… конечно. Но, во-первых, – прабабушка. Ванда очень скучает.
– ?!!
– Не верите? Она хотела послать ей телеграмму из Мадрида, но там на почтамте не принимали русский текст. Письма идут очень долго. А во-вторых… Вы знаете, что там весь город ходит смотреть на ее рисунки? Сначала она перерисовала всю обслугу и танцовщиц. Потом – хозяина, его семью, потом друзей хозяина, потом родственников друзей хозяина… – Барсадзе говорил абсолютно серьезно, но в его темных глазах скакали чертики. – Кончилось тем, что она заключила с этим Диего контракт на переоформление ресторана. С ума можно сойти, что за девочка! Ночью – танцует, днем – рисует, когда спит – не понимаю! Кажется, счастлива… пока. Испанцы на нее ходят смотреть, как в кино. Она там, среди этих черных галок, – экзотика. Стала как негатив: загорелая, волосы светлые… Но чувствует себя рыбкой в воде. Болтает по-испански, носится по Мадриду на мопеде, уже какие-то парни… Как будто у меня есть время их гонять!