с этой машиной нужно быть предельно осторожной.
Как и со всем, что касается Мерседес, к чему прикасалась Мерседес. Путь, по которому Мерседес обычно ходит в булочную (кстати, ходит ли Мерседес в булочную?) может оказаться для меня дорогой в ад. Билет в кино, который Мерседес обычно забывает выбросить, может оказаться для меня билетом в один конец.
Я ничего не знаю о Мерседес.
Танцовщица Мерседес, прекрасная, как яблоко, была не так опасна. Вернее, она была избирательно опасна, ее жертвами становились, как правило, влюбленные мужчины. Или мужчины, которым не терпелось обучиться самбе, румбе, пасадоблю. Покойный mr.Тилле и все остальные, снимки которых висят на пробковой панели в квартире Мерседес, вряд ли входили в их число. Они имели дело с совсем с другой Мерседес:
Великой загадкой. Великой тайной.
И с ней ничего нельзя было поделать. Разве что – унести с собой в могилу. Только и всего.
Ничего, ничего не поделать. Не подобрать ключей. Даже я, вооруженная ключом Ясина, подходящим ко всем дверям, не открою дверь в Мерседес. В ее квартиру – да, я уже побывала там. В ее машину – да, я и сейчас в ней сижу. Но не в саму Мерседес.
Бортовой компьютер мне тоже не помощник.
– Ты ведь знаешь, Мерседес, да? – шепчу я ему в микрофон.
– Держитесь прямо к ру Л'Альбони, – отвечает он ни на йоту не изменившимся голосом. – Через двести метров поворот к ру Ваньес.
– Какая она?
Компьютер молчит, но лишь потому, что я не ошиблась с поворотом и все сделала правильно. Поправлять меня нет необходимости – на этом отрезке пути.
– Не можешь подобрать нужные слова?
– Улица Бенджамина Франклина. Вправо к площади Трокадеро.
– Хорошо, я поняла.
Площадь остается справа, и мы выбираемся на авеню Клебер, так отрекомендовал эту более-менее вменяемую трассу компьютер. Тачка Мерседес движется в плотном потоке машин, ясно, что мы не уложимся ни в двенадцать, ни в двадцать минут, оптимальный расклад времени предназначен исключительно для Мерседес, отнюдь не для меня. Только она не способна считаться с чужими интересами, только для нее вечно горит зеленый свет, представить Мерседес, стоящую в пробках, – нереально.
– Никто не может подобрать нужных слов, когда дело касается Мерседес, верно? Даже ты.
Триумфальная арка.
Самая знаменитая арка в мире, хотя и выглядит она совсем не так величественно, как на тысячах открыток, рисунков, кадров; совсем не так, как я ожидала. Да я и не ожидала! Вместо того чтобы любоваться красотами Этого города, я безостановочно, иступленно думаю о Мерседес. И слава богу, хоть какое-то занятие, хоть какая-то пища для моего воображения, так долго остававшегося невостребованным. Никому не нужным. Впервые его оценил Алекс Гринблат, он тоже остался для меня загадкой – хоть и не такой глобальной, как Мерседес. Опять Мерседес, снова Мерседес, Мерседес – почти миф, Мерседес – миф без всякого «почти»; мертвая Мерседес (в случае если Мерседес действительно мертва) нисколько не уступает живой, совсем напротив. Единственное, что может сделать смерть в случае с Мерседес, – так это придать ей дополнительный шарм.
Пикантность.
Тачка Мерседес снабжена навигационной спутниковой системой, самой совершенной спутниковой системой из всех возможных, иначе и быть не может. Что произойдет, если я поменяю пункт назначения? И вместо банальной улицы Лепик потребую, чтобы меня сопроводили к Мерседес Торрес? Улица Мерседес, какой я ее вижу: увитые плющом дома-призраки, чтобы в них попасть – необходимо набрать шифр на панели рядом с дверями; окна в домах сделаны из того же стекла, что и оптические прицелы снайперских винтовок, они так же приближают объект, даже разметка, нанесенная на них, – та же. Бродячих собак здесь не было никогда, так же как и приземленных лавок, торгующих овощами и зеленью. Зато непременно отыщется один оружейный магазин и один ювелирный. Когда в одном конце улицы Мерседес наступает ночь, в другом – непременно всходит солнце. На востоке улицы Мерседес шумит океан, запад же защищен горами; там нет ни одного дорожного знака, там бродят стада мотоциклов, сбежавшие из Национального музея в Римини, куда бы ты ни отправился – все равно вернешься к исходной точке.
Улица Мерседес – ловушка.
Такая же, как сама Мерседес.
– …Бульвар де Курсель, – направляет меня компьютер.
А, да, бульвар де Курсель, максимальный отрезок, который я должна преодолеть по прямой, так что произойдет, если пункт назначения изменится?
Ничего.
Я не собираюсь менять его. Даже ради Мерседес. А затей я что-нибудь подобное – бортовая навигация сильно бы озадачилась. Ведь это всего лишь техника, лишенная воображения и души, не способная на верность и на предательство, вот почему я спокойно заняла место, по праву принадлежащее Мерседес, и до сих пор остаюсь безнаказанной.
…Чего бы мне не хотелось – оказаться поблизости от Монмартра, кишащего туристами. Их с лихвой хватило бы на две, на три Эс-Суэйры. Но Монмартр существует (я знаю об этом из литературы и из многих других источников) – следовательно, существуют и туристы. Если уж ты попала на улицу Лепик, Сашa придется с этим смириться. Даром что «Саппое Rose» не расположилось на вершине холма, а обосновалось на очень дальних подступах, заслоненная другими улицами и другими cafes – количество людей меньше от этого не становится. С другой стороны – Европа, благословенная Франция, и уж тем более – Париж, здесь постоянно толпится народ, и его всегда будет чрезмерно, с лихвой, через край. Я вовсе не собираюсь привыкать к разношерстной, разномастной толпе (даже из салона автомобиля она выглядит пугающе) – я просто хочу посетить одно заведение.
При таком наплыве для меня там вряд ли найдется свободный столик, и это удручает.
Еще не свернув на Лепик, стоя в заторе на огрызке пути у бульвара Клиши, я вынула из кармана бумажку с адресом, которую дал мне старик из Librairie. На что я надеялась? На то, что адреса не совпадут друг с другом, и это будет означать лишь одно: «Саппое Rose» снова переместился в пространстве, обвел меня вокруг пальца, как самый распоследний уличный наркодилер. Мои надежды оказались тщетны, оба адреса – написанный от руки и выдавленный на картоне – совпали до последней буквы.
Воистину в Этом городе всегда попадаешь туда, куда необходимо попасть.
– Конец пути! – объявляет голос в наушниках. – Аста луэго, маравильоса!
Аста луэго – прощание, следующее за приветствием, что-то вроде бай-бай или пока-пока, или чус, или орэвуар, ма белль, в Эс-Суэйре, под шум волн, наслушаешься всякого. Кроме одного: «Оставь меня в покое, идиотка!»
– И тебе аста. Луэго.
– При необходимости вы можете сообщить новые параметры поиска.