— Я? — воскликнула Лиз. — Я ничего не говорила! — Она хитро взглянула на Брен. — Зато я много чего видела.
— Вот видишь! — Кэндис положила руки на бедра. — Есть что-то, чего я не знаю! — Она показала пальцем на Брен. — Ты! Рассказывай.
— Ну ладно, — ответила Брен, с тревогой глядя на Лиз. — Ты в порядке? Ты какая-то бледная.
— Просто прошлая ночь дает о себе знать, — уныло ответила Лиз. — Я уже больше не могу развлекаться, как раньше.
— Пойдем, — сказала Кэндис, подавая ей руку, — посидим на воздухе на террасе. Там как раз тень. Брен, дай ей что-нибудь попить.
— Я в порядке, — запротестовала Лиз, но позволила Кэндис отвести ее на воздух. Она плохо спала и чувствовала себя гораздо более усталой, чем вчера, но она начала понимать, что в ближайшие девять месяцев она вряд ли будет чувствовать себя лучше. Она устроилась в лежаке и положила ноги на табуретку, стоявшую рядом. Брен подала ей стакан чистой воды.
— Спасибо.
Кэндис уселась на табуретку у ног Лиз и положила руку на ее лодыжку. Потом она сурово посмотрела на Брен.
— Рассказывай.
Брен прислонилась к деревянным перилам и стала изучать свои руки, думая, как объяснить подругам то, что она и сама себе не могла объяснить. Иногда, в ситуациях, таких, как сейчас, она не могла найти слов, ей не верилось, что она — профессиональный писатель. Она вздохнула.
— Она написала мне на электронную почту по поводу моих книг.
— Как и тысячи других читателей, — заметила Кэндис. — Уж я-то знаю. Твой сайт у меня в закладках, подлая ты сучка. Я читала твой блог. Поверить не могу, что я не знала, что это ты.
Брен старалась не смеяться.
— Если ты засмеешься, я перекину тебя через эти перила, — пригрозила Кэндис.
— Ладно. Ладно. Я не буду смеяться, — смеясь, сказала Брен. — И да, ты права. Я получаю много писем.
— Но это письмо было каким-то особенным, — предположила Лиз.
— Да. Она поняла, что я собираюсь делать с Джей. Как развивать ее сюжетную линию. Она знала это практически до того, как я сама это поняла.
— Я и сама могу сказать тебе, что Джей ищет доминирующую в сексе женщину, — самодовольно улыбнулась Кэндис. — Мы, активы, пользуемся спросом.
Брен с интересом посмотрела на нее.
— Так вот кем ты себя считаешь? Активной фем?
Кэндис рассеянно погладила ногу Лиз, выражение
лица ее было задумчивым.
— Я никогда об этом не задумывалась, но я люблю быть главной в постели. Как правило. Ну, как ты думаешь? Я подхожу под это определение?
— Ты же знаешь, не бывает ничего абсолютного, — сказала Брен. — Нет никаких четко обозначенных сексуальных типов. Стоит просто посмотреть на комнату, в которой много лесби, чтобы понять, какие мы все разные. Но есть какие-то сходства, какие-то распространенные предпочтения, которые все-таки разделяют нас.
Лиз откинула голову назад и стала смотреть, как по ярко-голубому небу бегут белые пушистые облака. Воздух был горячим и неподвижным. Они провели бесчисленное число дней только втроем на этой террасе, обсуждая сексуальную политику, или философию, и много других тем. Ей и в голову не приходило, что когда-нибудь вот так же они будут обсуждать свою жизнь.
— Ты всегда была серьезным мыслителем.
Брен засмеялась.
— Боже мой, да что особенного в том, чтобы размышлять о том, что нас привлекает в женщинах и что нам нравится в постели. Что бы не лежало в основе этих желаний, оно гораздо глубже, чем те выводы, которые мы можем сделать во время дискуссии.
— Итак, вернемся к вопросам секса, — сказала Кэндис. — Значит, Джей хочет женщину, которая будет ее контролировать. Я уже сказала, что я знала это.
— Дело больше в том, какой ей нужен контроль. Она хочет быть под контролем во всем — физически, эмоционально, в сексе. Она хочет полностью переложить на кого-то ответственность.
Кэндис долго изучала лицо Брен.
— Это будет в следующей книге?
— Да, — сказала Брен.
— Когда?
— Как только я напишу об этом! — раздраженно, но довольно воскликнула Брен.
— Кэндис, милая, — шепнула Лиз, — ты опять пытаешься уклониться.
— Что значит я пытаюсь уклониться? — игриво спросила Кэндис.
— Это значит, что ты начинаешь говорить о сексе, когда нервничаешь из-за чего-то другого.
— Я так не делаю, — решительно заявила Кэндис.
— Делаешь, — подтвердили Брен и Лиз.
Кэндис поджала губы.
— Значит, Джей… кстати, как ее зовут на самом деле? — спросила Лиз.
— Я не знаю, — ответила Брен. — Она сказала мне, что ее зовут Джей, и я называю ее так.
— Извращенка, — перебила ее Кэндис.
Лиз шлепнула ее по плечу.
— Помолчи. Итак, Джей узнала, как ты собираешься развивать сюжет и, поэтому она внезапно появилась на твоем пути. Что еще?
Брен отвернулась и сразу поняла, что они заметят, что она избегает ответа. Не дожидаясь, пока они скажут об этом, она вздохнула и сказала:
— Она поняла, что я хочу контролировать ее. В смысле, Джей.
— Ооо, Бренда Луиз, ты такая плохая девочка, — протянула Кэндис.
— И ты думала, что нам это не понравится? — Спросила Лиз. — Поэтому ты не говорила нам?
— Нет! — покачала головой Брен. — Нет. Я и сама этого не понимала о себе, пока не начала писать книги. А потом я поняла, чего я хочу, и… ну и вот.
— И… она хочет дать тебе это? — спросила Лиз, размышляя вслух.
— Что ты собираешься делать? — спросила Лиз.
— Я не знаю, — ответила Брен, думая о том, как баланс сил в реальности сильно отражается от воображаемого. — Все зависит от нее.
* * *
Лиз ехала домой, размышляя о признаниях Брен. С одной стороны, она была удивлена, ведь именно Брен всегда опускала Лиз и Кэндис на землю в те времена, когда они были абсолютно безумными. В какие бы драматические ситуации они не попадали, Брен всегда олицетворяла собой голос разума. Не то чтобы Брен была скучной, просто рядом с ней всегда можно было ощутить себя в безопасности. Она была тем человеком, на которого можно положиться, когда твой мир рушится у тебя на глазах. Но с другой стороны, Лиз всегда чувствовала и понимала, что внутренний мир Брен гораздо сложнее того безмятежного обличия, которое она позволяет видеть. Лиз удивлялась, как так произошло, что незнакомая женщина, прочитав книги Брен, поняла из них намного больше, чем знали они, ее лучшие подруги. Возможно, дело было в художественном самовыражении и в том, что нельзя не выразить свою личность в искусстве. Она не могла ничего сказать. Суд был местом, в котором нужно скрывать свои чувства, а не выражать их.