Дверь за ними захлопнулась, как крышка гроба.
Теплый летний день тихо угасал. Ветерок приносил из степи крепкий аромат трав. Невозмутимый покой царил над миром.
Но люди-звери продолжали творить свое злое дело. На дне глубокого темного оврага, именуемого Черной балкой, под корявым сучком обожженного молнией дуба лежал бедный Овод. Из мрачной глубины балки он видел только кусочек угасающего неба, и его душа тоскливо тянулась вверх, в эту синюю даль, полную красоты.
И впервые за всю свою боевую жизнь стойкий и крепкий Овод почувствовал себя маленькой, беззащитной девочкой, попавшей в неумолимое колесо кровавой войны, и вот теперь, сию минуту, она будет безжалостно раздавлена вдали от родных мест, на дне черной ямы. А ведь она желала народу добра и счастья. Она мечтала о том, чтобы знамя Советов засияло над миром, возвещая всем угнетенным зарю свободы и братства… Как чудесно заживут бедняки, когда придет этот желанный час!
И, забыв на мгновение о неотвратимой казни, Дуняша счастливо улыбнулась, вспомнив милого своего Мишку и верного друга Ю-ю с его неразлучным «карабаем». Вспомнила и живо представила себе их безутешное горе, когда дойдет до них весть о ее смерти. А что будет с доброй их матерью, которая ждет не дождется своих дорогих птенцов?!
И тяжкие слезы сами собой покатились по исхудавшим щекам измученной девушки. Ей так страстно хотелось жить.
— Ну, пора, — словно сквозь сон услышала она пропитой голос, — надо спешить…
И огромная туша склонилась к распростертой на земле Дуняше. Одноглазый палач продел ее голову в веревочную петлю. Потом она увидела, как конец веревки перекинули через сук. Сук был заметно потерт посредине.
«Знать, не меня одну вешали здесь проклятые бандиты», — гневно подумала она, машинально поправляя петлю, съехавшую на подбородок. И только теперь Дуняша остро почувствовала, что ее минуты сочтены, что она никогда больше не увидит ни знойного летнего солнца, ни голубого неба, ни пестрых пахучих цветов, ни верных друзей. Ее сердце сжалось предсмертной тоской и сознанием полного бессилия.
Никакой надежды на спасение не было. Помощник палача — плюгавый низкорослый бандит — лениво переваливаясь с ноги на ногу, уже подходил к своей жертве… А через минуту мертвое тело будет одиноко качаться над этой ужасной ямой, слетятся хищные птицы и…
— Кррр! Кррр! — донеслось до ее слуха зловещее карканье ворона.
Услышав знакомый сигнал, девушка встрепенулась и, как эхо, отозвалась криком филина.
Палач отпрянул:
— Что это? С ума, что ль, она спятила?..
— Мабуть, и так, — спокойно отозвался помощник, поднимая руку, чтобы достать конец веревки, перекинутой через сук.
Дуняша подняла голову и глянула в направлении звука. Но вокруг никого не было, только на противоположной стороне оврага что-то серое шмыгнуло в кустах, слегка шелохнув ветку.
«Что ж это? Неужели вороны уже слетаются к оврагу в предчувствии легкой добычи?» — тоскливо подумала Дуняша, вновь поднимая глаза к небу, где уже загорались бледные звезды.
— Прощайте, звезды! — тихо прошептала Дуняша. — Приласкайте за меня рыжего Мишку, поцелуйте Ю-ю…
— Та ну же, тягни! — сердито крикнул палач. — Какого дьявола канителишься, каракатица!
Помощник лениво подпрыгнул, но конец веревки повис так высоко, что он коснулся его только концом пальца.
— А, будь ты проклята, змеюка! С ней и перед смертью морока…
Он подпрыгнул еще раз:
— Ну вот и готово!..
Веревка стала натягиваться…
Дуняша в ужасе закрыла глаза. Крик ворона повторился. Дуняша, собрав все силы, резким движением сбросила с головы петлю.
От неожиданности тянувший за веревку подручный палача потерял равновесие и свалился.
В то же мгновение в вечернем воздухе прокатился залп из двух карабинов, и оба злодея, пронзенные пулями, завертелись ужами в предсмертной агонии.
Не успела Дуняша прийти в себя, как кто-то уже крепко обнимал ее и покрывал лицо поцелуями.
— Дуняша, милая Дуняша!.. Жива!.. Да очнись же, это я, Мишка!..
Девушка обвила руками кудлатую голову брата. Она еще не верила своим глазам.
Но кривой палач лежал неподвижно под дубком. Его подручного Ю-ю проворно сваливал в ту самую яму, которая была приготовлена для Дуняши.
Поняв наконец, что она спасена от лихой смерти, Дуняша прильнула головой к широкой груди Следопыта и залилась горячими радостными слезами.
Потом она позвала к себе верного Ю-ю и крепко расцеловала его, благодаря за спасение и помощь.
Растроганный Ю-ю, не знавший никогда ласки, встал на колени перед лежавшей девушкой и, сложив на груди руки, молча поклонился ей до земли. В эту минуту он готов был ради нее отдать себя на растерзание, пойти на самую лютую казнь. Но бедный язык Ю-ю ничего не мог выразить, и только черные блестящие глаза его подернулись влагой, и какой-то комок подкатил к горлу. Он быстро поднялся и, схватив труп палача за ноги, поволок его к яме…
— Брось эту погань! — сердито буркнул Мишка. — Пусть их вороны хоронят. Нам пора в путь!..
— Да-да! — подхватила Дуняша. — Возьмите меня скорее отсюда, а то бандиты могут хватиться!..
Мишка лукаво улыбнулся и, посмотрев на часы, сказал:
— Не бойся, Овод, через полчаса здесь заварится такая каша, что им будет не до нас.
— Что за каша?
— Да ничего особенного, я привел с собой десятка три добровольцев, которые согласились потрепать махновскую шайку… А теперь марш, марш в дорогу!
— Но как вы меня возьмете, ведь я еще не могу ходить?
— Не беспокойся, это уже наше дело. Ну что, Ю-ю, готово?
— Есть, капитана! — отозвался Ю-ю, подавая носилки, сделанные им из ветвей того дуба, на котором махновские бандиты хотели повесить Овода.
Осторожно уложив больную, наши герои медленно пошли по дну оврага, прочь от страшного места.
На этот раз ночь им благоприятствовала: небо сердито хмурилось, угрожая дождем.
Овраг кончился.
Следопыт тихонько свистнул. Из-за темной купы ближайших деревьев появился буденовец с винтовкой в руках:
— Несете, хлопцы?
— Несем.
— Жив ли?
— Жив.
— Вот будет рад наш Дед! Давай скорей на тачанку.
Красноармеец подошел к носилкам, радостно поздоровался с Оводом и вместе с Ю-ю понес его к тачанке.
— Сено положено? — спросил Следопыт.