— В камеру его. — Карлу захотелось со всего маху шибануть чернильницей по жирной физиономии, и удержать себя в руках ему удалось с величайшим трудом.
— Стоит ли, господин Вадер? — указал на грамоту дежурный.
— Отправь с курьером, — сунул ему запрос в контрразведку писарь и повторил: — А господина Грамине в камеру. В камеру, я сказал!
— Да ты!.. — заорал было толстяк, но тут один из караульных ткнул ему под ребра кулаком, и Огюст моментально умолк.
Карл тяжело вздохнул и отправился обедать. Что он будет делать, когда придет ответ по грамоте, парень пока не решил. Как не решил, стоило ли заваривать эту кашу вообще. Но слово не воробей — раз уж взял карты в руки, придется сыграть партию до конца.
Главное, чтобы не вернулся комендант.
Но комендант вернулся. Более того, именно он и привез известие о том, что охранная грамота является подлинной. И ладно бы просто привез, так нет — господин Мааваль был бесовски зол. То ли ему пришлось по такому случаю покинуть застолье, то ли контрразведчики хвост накрутили, но от криков начальника у Карла моментально зазвенело в ушах.
— Где он? Где этот торгаш? — наконец выдохся комендант, предварительно помянув родственников писаря вплоть до согрешившей с ослом прабабки.
— В камере, господин Мааваль, — чувствуя, как у него начинают гореть щеки, ответил Карл.
— Немедленно сюда его!
Писарь опрометью бросился к казематам и, заметив спешившего ему навстречу Шарля Мааре, замахал руками:
— Выпускай толстяка, выпускай!
— А что такое? — удивился тот.
— Комендант приехал.
— И?
— Грамота настоящей оказалась.
— Вот так дела! — удивился Шарль. — А ты посмотри, что мы у него в подкладе плаща нашли…
— Вы его обыскали, что ли? — обомлел парень.
— А как иначе? — удивился тюремщик, — А если б он удавился или вены вскрыл в камере?
— Ой, е-е-е…
— Да ты смотри, — сунул Шарль писарю какие-то листы, — Интересный человек этот Грамине. У него охранные документы от надзорной коллегии Стильга, тайной жандармерии Довласа и… ни за что не угадаешь…
— Ну? — насторожился парень.
— Посла Ланса в Довласе!
— Дану?
— А ты сам глянь! Стильгскую грамоту проверить я курьера уже отправил. А с этими что делать — ума не приложу.
— Вот ведь! — задумался Карл. Выходит, ему не показалось: от господина Грамине и в самом деле чем-то нехорошим попахивало. Но ведь грамота настоящей оказалась… — Веди жирдяя к коменданту, я с ним поговорю…
Да только комендант даже слушать ничего не захотел. Стоило писарю только заикнуться о проведенном обыске, как он вновь начал орать, и не затыкался, пока Мааре не привел купца.
— Извините, господин Грамине, за доставленное беспокойство, — тут же вернул красный как рак Мааваль все бумаги насупленному толстяку. — Мы сейчас же оформим вам пропуск…
— Пропуск — это хорошо, — моментально оценил подобострастный тон коменданта купец. — Надеюсь, мне не надо объяснять вам, чем будет чревато разглашение обстоятельств этого дела?
— Что вы, что вы! Мы все понимаем! — замахал руками комендант. — Быть может, вина?
— Не откажусь, — буркнул Огюст Грамине и, обернувшись к писарю, влепил тому пощечину. — Ты, щенок, еще легко отделался!
— Карл, поди прочь, — тут же распорядился комендант, доставая из буфета бутылку и бокалы.
Прижавший к покрасневшей щеке ладонь писарь вышел из кабинета, обернулся прикрыть дверь и перехватил взгляд толстяка. Взгляд, полный злости и… облегчения. Будто у схваченного за руку жулика, только чудом успевшего скинуть ворованный кошель. Что-что, а распознавать такие взгляды господин Орн его в свое время натаскал на совесть…
— Да уж, нехорошо получилось, — словно извиняясь, вздохнул дожидавшийся писаря на первом этаже Шарль Мааре.
— Ерунда, — отмахнулся Карл, мысли которого были заняты совсем другим. Странный толстяк не шел из головы, и чем дольше парень анализировал ситуацию, тем больше убеждался в том, что Грамине не тот, за кого себя выдает. — Слушай, Шарль, музыкант из Довласа, он в камере?
— А куда ж он денется?
— Я, пожалуй, заберу его у тебя. Есть на него кое-какие виды.
— Да ради Святых, — обрадовался возможности сбагрить арестанта тюремщик и на злую ухмылку, скользнувшую по губам собеседника, внимания не обратил.
Да если бы и обратил — отказывать в такой малости не стал.
Вдруг и в самом деле бродяга помощнику коменданта на что сгодится?
Месяц святого Огюста Зодчего
год 973 от Великого Собора
Когда зарядили осенние дожди, Ричард и подумать не мог, что вид чистого неба над головой не доставит ему ровным счетом никакой радости. Дождь, ветер, вечная сырость и холод давно отошли на второй план. Каплет с неба вода — ну и пусть себе каплет. У капитана Гвардии были дела поважнее, чем следить за капризами погоды. Целая куча дел. И все как одно первостатейной важности.
Так и рехнуться недолго.
А еще традиционный осенний бал…
Будь его воля, Ричард отложил бы празднество на пару декад или, на худой конец, разогнал собравшихся во дворец бездельников задолго до полуночи. Но нет, герцогиня уперлась, и никакие из приведенных капитаном Гвардии аргументов переубедить ее высочество так и не смогли.
Сам Йорк, дабы подчеркнуть свое отношение к происходящему, на бал не пошел. Встречал гостей, обходил усиленные после неудачного покушения посты, приглядывался к травившим байки подчиненным лейтенанта Майриса. Неплохо проводил время, в общем. Уж лучше так, чем скучать в бальном зале, наблюдая за флиртующими парочками и выслушивая невероятные россказни подвыпивших аристократов.
— Добрый вечер, господин Йорк, — поприветствовал рыцаря подошедший к дежурившим на этаже пехотинцам Майрис вон Кияла. Он, хоть и был передан в подчинение капитану Гвардии, упорно продолжал делать вид, будто до сих пор числится в ведомстве маркиза Юдолиса.
— Вечер добрый, — небрежно ответил Ричард.
Не то чтобы лейтенант ему не нравился, просто он так и не успел к нему толком присмотреться. А раз так — старался держаться на расстоянии и на выкрутасы особого внимания не обращать. Хочет ломать комедию — на здоровье. Главное, приказы выполняет.
— Все в порядке?
— Да, но некоторым гостям придется помочь добраться до карет.
— Не проблема.
— Я тоже так думаю, — усмехнулся капитан и направился к центральной лестнице, намереваясь в первую очередь проверить все караулы и уж потом начать заниматься подвыпившими гуляками.