— Пошли давай, — поторопил я рыжего пройдоху. Продрог — сил нет. Ещё и морось эта. Так и в самом деле простыть недолго. — И в какую конуру меня заселили?
— Скажешь тоже, в конуру! — Джек глянул на сидевшего на цепи здоровенного дворового кобеля и ухмыльнулся. — Хотя, если хочешь…
— Иди ты… — Я распахнул дверь и прошёл в просторный холл.
— Господа? — поднял на нас взгляд сидевший за конторкой консьерж. Крепко-сбитый пожилой мужчина подозрительно прищурился и обернулся к развалившемуся в глубоком кресле Сержанту: — Это, что ли, ваши?
— Они самые. — Сержант поднялся на ноги, мельком глянул в висевшее на стене зеркало и доложил: — Всё спокойно.
— Вот и замечательно. Пока здесь побудь, вечером пришлю кого-нибудь.
— Это зачем ещё? — удивился я. — К чему столько охраны?
— А на всякий случай, — не стал ничего объяснять Пратт и прищёлкнул пальцами: — Ключ, пожалуйста…
— Я провожу. — Консьерж подхватил приставленный к стене костыль и заковылял к уходившей на верхние этажи лестнице. Причиной хромоты оказалась вовсе не старческая немощь — левая нога консьержа заканчивалась деревянной культёй.
— Не стоит, — попытался остановить его Джек, но ничуть в этом не преуспел.
— Положено! — безапелляционно отшил его старик и обернулся к Сержанту: — Присмотри тут за хозяйством пока, молодой.
— Будет исполнено! — пряча улыбку, отрапортовал тот.
Консьерж довольно споро поднялся на второй этаж, отпер ближнюю к лестнице дверь и протянул мне ключ. Я прошёл внутрь и огляделся. Одна комната, стол, пара стульев, у стены — койка, в углу шифоньер. И что самое главное — мои вещички сюда в целости и сохранности привезли. Вот это действительно радует.
— Гальюн на этаже, — заявил прислонившийся к косяку старик. — Столоваться здесь будете?
— Нет, — за меня ответил Джек и сунул ветерану полмарки: — Ты моим спуску не давай, пусть не расслабляются.
— А то! — гордо выпятил грудь консьерж. — У меня не забалуешь! На флоте с полусотней таких олухов справлялся!
— Вот и здорово. — Пратт прикрыл дверь и усмехнулся, оглядев обстановку: — Простенько, как говорится, но со вкусом…
— Ты зачем людей ко мне приставил? — скинув насквозь промокшие мокасины, я первым делом примерил предоставленные охранкой сапоги. А ведь хорошо сидят! И не жмёт нигде, вроде. Ладно, посмотрим, как носиться будут. Всё же не по ноге сшиты…
— Опять по башке получить хочешь? — недобро усмехнулся Джек.
— Издеваешься?
— То-то же. Ну и какие у нас дальнейшие планы?
— Проедемся по городу, поговорим кое с кем.
— По поводу?
— Да ты знаешь… — Я вытащил из мешка шило и сунул его в голенище сапога. Ножны с превращённым в серп когтем прицепил на пояс.
— Ну? — поторопил меня рыжий.
— Очень это всё на чью-то стандартную заготовку похоже.
— Ты действительно полагаешь, что Ланс привлёк для этого дела местных мошенников?
— А почему нет? — Застегнув пряжку плаща, я нахлобучил на голову шляпу и посмотрелся в висевшее рядом с дверью зеркало. Сойдёт. — Самим думать ничего не надо, а от исполнителей потом избавиться можно.
— Получается, мы будем гоняться за призраками? — распахнул Джек входную дверь и вышел в коридор.
— Получается так. — Я два раза провернул в замке ключ и зашагал к лестнице. — Но Это не страшно. Главное, чтобы результат был.
— Рад, что ты это понимаешь. Не хотелось бы на старости лет в Пахарту или Аврию уматывать. Хотя на островах, говорят, мужики в цене. Будешь любимым наложником у какой-нибудь богатенькой бабёнки…
— Типун тебе на язык!
— Да шучу, я шучу. Какая Пахарта, какая Аврия? Не найдём наконечников, вздёрнут и все дела.
— Шутник, блин…
— Причём здесь шутки? Это правда жизни! — с довольным видом хохотнул Джек. — Куда едем?
— Увидишь, — поморщился я. Тоже мне комедиант выискался. — Надеюсь, ты против посещения городского дна ничего не имеешь?
— Я? Да как ты мог такое подумать?
— Вот и замечательно…
Месяц святого Огюста Зодчего
год 973 от Великого Собора
Последним Густав Сирлин похоронил Жака Бортье.
Да — старина Бортье продержался дольше всех. Остальные головорезы тёмной сотни сгинули один за другим в самом начале осени, когда как-то враз закончилось сопутствовавшее Густаву везение. Да оно и не удивительно: государства Пакта капитулировали одно за другим и войска Ланса без лишних сантиментов принялись наводить на оккупированных территориях порядок. Так вот и вышло, что дезертиры из вольных хищников в считанные дни превратились в загнанную дичь.
Засады, облавы, летучие отряды кавалерии…
Густав Сирлин надумал переждать лихое время в лесах, а потом и вовсе перебраться в Драгарн, но от выследивших остатки беглой сотни королевских егерей удалось уйти только ему, да Жаку. И вот оно как в итоге вышло: ерундовый порез загноился и свел Бортье в могилу.
Был ли сотник рад тому, что старуха с косой в очередной раз обошла его стороной? Скорее этот факт его просто устраивал. Закидывавший комьями сырой земли тело спутника Густав давно уже не испытывал практически никаких эмоций. И даже непременный спутник беглецов — страх утонул в бездонном омуте как-то незаметно затопившей его душу серой хмари безразличия.
Густав устал. Он просто очень сильно устал.
Летом был кураж. Летом его вела злая радость, и сотник щедро разбрасывался выпитой из Виктора Арка потусторонней силой. В глазах солдат он стал чуть ли не одним из небожителей. Но не лубочно-правильным Святым, а всемогущим повелителем битвы, одним взмахом руки способным раскидать десяток латников.
Что ж — какое-то время так оно и было. Пока не иссякла сила. Пока он не почувствовал, что вычерпан до дна. Опустошён и уподоблен высушенному ярким солнцем рыбьему костяку. Вымотан настолько, что даже таившаяся в глубине его души тьма не способна больше разгореться во всепожирающее чёрное пламя.
Когда это случилось? Две декады назад? Три? Он не помнил. Прошлое терялось в туманной пелене, а попытки разобраться в путанных обрывках воспоминаний заканчивались дикой головной болью.
Но, если с тем, что для него есть лишь серое настоящее, Густав худо-бедно смирился, то роль обычного человека принять так и не смог. Осознание собственной никчёмности жгло его изнутри, будто пожиравший торфяник подземный огонь. Жгло, не давало думать ни о чём другом, заставляло бежать куда глаза глядят, лишь бы подолгу не оставаться на одном месте.
Не потому ли и повалились на отряд все эти неприятности?