Гезеш тогда выслушал Дмита, но от идеи не отказался. Он полностью игнорировал молчаливое осуждение со стороны Гнева. Навязчивая идея Мудрого была Лесорубу ближе, чем убежденность Горящего. Командир Искателей хотел идти своей дорогой. Но иногда по ночам с ужасом понимал, что, в конце концов, все равно окажется в землях Колонны. Один или с войском – но он обречен. И путь на север – лишь прелюдия к новому вторжению. Иллюзия свободы. Что за него все давно решили. Гнев, Тьма, Эвар... А он не хочет! Не собирается!
Все дороги ведут к смерти. Легенда о Прорыве – ложь! Один раз он обманулся. Второго не будет. Но ведь заставят идти! Заставят!
А еще Гезешу все чаще снился тот город с башней и каменная громадина на холме. Развевающиеся стяга на донжоне. Рослые стражники на воротах.
И имя. Или название?
Фурмагар...
Тепло, спокойно на душе от этого слова!
Фурмагар...
В шатер заглянул Паблар, пнул ногой Джаззи и исчез.
Смена.
Разбуженный заворочался, глубоко и с сожалением вздохнул. Гезеш понимал друга. Вылезать из-под теплого плаща на мороз, для того чтобы остаток ночи оттаскивать подползших к лагерю мертвецов – приятного мало.
Наконец Джаззи выбрался наружу, тихо ругнулся и шепотом предложил другу впасть в спячку до лета.
Ответом было хихиканье Паблара. Странный смешок, хитрый.
– Слышь, – неожиданно громко возмутился Джаззи. – Это совсем не смешно!
От льда в голосе приятеля Гезеш напрягся и выполз из шатра. Паблар неуверенно улыбался, досадуя, что приятелю шутка не понравилась.
– Совершенно! – лязгнул Джаззи.
Гезеш понял, что произошло. В десяти шагах от лагеря полз мертвец. Из спины покойника торчал ярко сверкающий факел.
– Убери, – помрачнел Лесоруб. Паблар с видимым облегчением бросился выполнять указание. Бывший убийца понял, что зря затеял жестокий розыгрыш.
– Я как представил, что какой-нибудь дурень в меня так же факел вставит... И будет ржать... – признался Гезешу Джаззи.
– Ладно, сглупил он. – Лесоруб махнул рукой и полез обратно в тепло. Уже засыпая, алебардист услышал глухой голос Паблара:
Извини, не знаю, что на меня нашло. Забыл, что они когда-то... Тоже живыми были.
Замяли, – в тон ему ответил шут.
На третий день дежурства Кладбище исчезло. Перед Безмолвной Рощей вырос холм мертвых тел. Гезеш долго не мог забыть кошмар того дня, после розыгрыша Паблара.
Из леса на Могильник наступал океан мертвых. Сколько их пало в древней битве? Тысяча? Две?
Искатели, крепко сжав зубы, ходили среди ползущих к Блуждалке скелетов. Спотыкались, перепрыгивали через тех, кто много лет, а то и веков назад лишился в забытом сражении жизни.
Синекоттого Искатели уже ненавидели.
Его не оказалось и здесь.
Когда отряд вернулся в город – Гезеш отправился на доклад к Дмиту, а остальные в «Морскую Мечту». Напиваться. Перед глазами стояло колыхающееся море мертвецов. Океан заслуживших покой воинов, вырванных из объятий земли безумной волей Кладбища.
Друз на обратном пути предположил, что такой поток трупов, оборвавшийся уже к вечеру, – говорит о том, что усопшие не в первый раз ползут к проклятому месту. Слишком кучно лезли. Что Блуждалка вытащила их из курганов много лет назад. И слава Безумию, что могильник тащит мертвецов с небольшой территории. Что не тянутся к нему тела со всей Кимании.
Искатели молча согласились.
На крыльце Дмита Гезеш столкнулся с Младенчиком. Колдун с мрачным видом спускался по ступенькам и задумчиво шевелил губами, словно вел спор с невидимым собеседником.
Увидев Гезеша, он натянуто улыбнулся:
– Как Кладбище?
– Как обычно, – не скрывая неприязни, ответил Гезеш.
– Не любишь, – довольно хмыкнул Младенчик. – Ох, не любишь.
– Не за что. – Лесоруб разом вспомнил все унизительные работы, которые находил слуга Дмита.
– Ты это заслужил, – с таинственным видом прищурился колдун.
– Чего? – Гезеш напрягся.
– Заслужил, говорю. – Младенчик поиграл желваками и неожиданно добавил: – Или великий ГЕЗЕШ считает, что судьба к нему несправедлива? Это даже не кара тебе, нет. Это то, что я в силах сделать. Была б моя воля...
– Откуда ты знаешь мое имя! – Лесоруб опешил. Никто из Искателей никогда не называл так командира, памятуя о его просьбе. Но Младенчик узнал.
– Я много знаю, – оскалился колдун. – Больше, чем ты сам. Желаю тебе не достичь Гаваней. Надеюсь, корабль хозяина пойдет ко дну.
Гезеш схватил его за воротник и процедил:
– И чем я заслужил твою любовь, колдун?
– Ты вспомнишь, ой, вспомнишь, – весело заявил тот. – Большая вина на тебе, большая...
– Говори!
– Слова злы, слова призовут. Я скажу, оно услышит. Ты узнаешь, я умру, – вдруг захныкал колдун.
– Говори!!
– Небо смотрит на меня, – забился Младенчик. – Отпусти! Не трогай меня, выродок!
Гезеш тряхнул толстячка:
– Говори!
– Не трогай меня, выродок! – заорал тот. – Оно видит меня! Отпусти! ОТПУСТИ-И-И-И!
Лесоруб отбросил верещащего Младенчика в сторону и посмотрел на одобрительно ухмыляющихся стражей Дмита. Безумного колдуна никто не любил.
Слуга эльнайского посла вскочил на ноги и бросился прочь, словно убегал от самой смерти.
Гезеш ступил на крыльцо, стараясь успокоить колотящееся сердце. Что колдун о нем знает? Ведь знает же! Имя точно нигде не всплывало.
Откуда тогда? С такими мыслями Гезеш вошел в покои Дмита. Толстяк расплылся в кресле, а у алебардиста появилось четкое ощущение, что за все то время, которое Искатели провели на Кладбище, боров ни разу не покинул свой трон.
– Знаю, мальчик мой, – увидел его Дмит. – Ты не нашел Бороду!
– Да!
– Но его нашел я. – Лицо толстяка исказилось в злобной гримасе.
Лесоруб заметил, что в углу, на лавочке, примостился Гав-Гав. Охотник едва заметно кивнул Искателю. Привет, мол.
– Нехорошим мальчиком он оказался. Милый, милый Борода! – прошипел Дмит. – Его в Эльнаи видели! Жив-здоров, представляешь? И как только пробрался?!
Гав-Гав тихо хмыкнул, глядя на перекосившееся лицо Гезеша.
– Понимаю, дружок, понимаю, – заметил реакцию Лесоруба и Дмит. – Если встретишь его – можешь убить. Разрешаю.
Гезеш молчал. Все эти Кладбища, эти поиски – зря?
– Отдыхай, мальчик мой. Придет корабль, и поплывешь ты в славную Эльнаи... Я буду скучать. – Дмит закашлялся. – Иди, дружок. Зайдешь ко мне тогда, – отдуваясь, продолжил он, – когда «Ястреб» причалит.