Она так и эдак примеряла перед зеркалом золотую корону отца, пальцы дрожат, а усеянный рубинами обруч кажется тяжелее мельничного жернова.
Алели, ее ближайшая и самая доверенная служанка, вертится вокруг и расправляет складки на платье. Ее глаза полны слез, она всегда чувствует боль и страх своей госпожи.
– Все будет хорошо, – повторяла она убеждающе, – все будет хорошо, только не выказывайте страха…
– Я все равно боюсь!
– Бойтесь, – согласилась Алели, – но страха не выказывайте.
– Ах, Алели, мое сердце чует беду!
– Госпожа, какая беда может быть у такой красивой и замечательной госпожи? Которую боготворят все рыцари?
– Не знаю…
– Вот и не будет никакой беды!
– Как не будет, когда я чую ее холодное дыхание…
Обе вздрогнули, внезапно ударил колокол, густой звук потек через узкие окна, наполняя помещение тяжелым медным гулом.
Эльза побледнела.
– Это сигнал сбора в коронном зале!
– Госпожа, – вскрикнула Алели, – так это ж вы их собираете! Рыцари сейчас отовсюду направятся в замок, чтобы предстать перед вами и принести присягу…
Эльза прерывисто вздохнула, она все еще ломала в отчаянии руки, но заставила себя гордо выпрямиться, окинула придирчивым взглядом свое отражение в зеркале. Бледная, с исхудавшим лицом, но все еще прекрасная, ни у одной женщины нет таких роскошных золотых волос, нет таких ярких синих глаз, а о ее безукоризненном лице барды слагали песни…
– Все, – сказала она и прислушалась к своему голосу, – надо идти. Я должна сесть на трон, пока никто не вошел… чтобы не увидели, как я дрожу.
– Госпожа, – сказала Алели убеждающе, – вам нечего бояться…
Эльза бросила в ее сторону быстрый взгляд, холодок прошел по внутренностям. Служанка утешает, но сама смотрит с такой тревогой, словно ее госпожа идет не принимать присягу от верных вассалов, а на смерть.
У дверей в коронный зал пусто, хотя совсем недавно стояли закованные в железо рослые часовые. Не потому, что герцог опасался за свою жизнь, а так принято. Как, к примеру, на троне нужно сидеть, выпрямив спину и положив руки на широкие подлокотники. Голова дракона, что напротив двери, недвижима, плотные кожистые веки закрывают огромные выпуклые глаза рептилии, но на морде застыла злобная сардоническая ухмылка.
Эльза зябко передернула плечами, ноги стали ватными. Она с трудом открыла тяжелую дверь, толстую и окованную железом, украшенную множеством львиных и кабаньих голов. Из огромного зала пахнуло могильным холодом и ужасающей пустотой. До этого как-то не замечала, что зал мрачен, плохо освещен, свод слишком низок, а поддерживающие его колонны чудовищно толстые. Неприятно синеватый свет падает из узких зарешеченных окон, и от этого мертвенного, как губы мертвеца, света зал кажется еще холоднее и неуютнее.
Трон находится на возвышении под дальней стеной, что правильно: герцог видит, как открываются двери, впуская гостей, а те успевают сориентироваться, как идти между рядами придворных вельмож, кому поклониться, кому кивнуть, кому просто слегка улыбнуться, а у трона где остановиться, чтобы не слишком далеко и не слишком близко, все должно быть строго выверено, все-таки знать, не простолюдины какие, здесь каждое движение и каждый жест исполнены смысла и не бывают случайными.
Она торопливо взошла к трону, он на небольшом возвышении, ибо властелин, даже сидя, должен видеть поверх стоящих перед ним придворных. Да и вообще герцог в торжественных случаях и чисто символически должен быть выше всех, таким мелочам придается большое значение, и все замечают малейшие изменения в ритуале.
Трон, холодный и неживой, словно каменный, принял ее безучастно. Эльза откинулась на высокую спинку, корона чуть звякнула, коснувшись черного орла с угрожающе растопыренными крыльями, эмблемы герцогства Брабант. Эльза вскинула руки, проверила, ровно ли сидит на ее золотых волосах корона. В раскрытых дверях показались люди, и она поспешно отдернула пальцы, теперь руки нужно положить на подлокотники и не снимать, только так поза выглядит величественной и королевской.
Первым вошел Перигейл как глава дворцовой стражи. Эльза с облегчением смотрела на его рослую фигуру, закованную в легкие доспехи, поверх них тонкий кафтан, штаны и чулки-шоссы тоже неброские по цвету, это единственный рыцарь, что не стремится выделиться ни покроем одежды, ни яркостью красок. За ним же ввалилось море красного, зеленого, синего, желтого – никаких полутонов, все предельно яркое, контрастное, в глазах зарябило, и Эльза заставила себя смотреть только на лица входивших.
Зал постепенно заполнялся крупным, могучего сложения народом. На Эльзу пахнуло силой и жестокостью, лица у всех суровые, у многих испещрены шрамами, но почти все смотрят с сочувствием. Никто не скажет слова утешения, сейчас не место и не время, но она ясно читала в глазах рыцарей готовность прийти на помощь и впервые за много дней тихонечко, чтоб никто не заметил, перевела дыхание с облегчением.
Один за другим подходили рыцари, опускались на одно колено и, склонив голову, произносили слова присяги и верности трону. Эльза благосклонно кивала, принимая клятву, рыцарь поднимался и отступал, давая место другому. Те, кто еще не принес присягу, и те, кто уже присягнул, стоят вместе, перемешавшись, но Эльза видела, что никто не колеблется, и как только присягнувший поднимается, сразу двое-трое делают движение занять его место.
И только Тельрамунд стоит неподвижно, как каменная башня среди низкорослых деревьев, лицо его непроницаемо, а глаза полузакрыты. Страх рос в сердце Эльзы, а когда присягали последние, холодок в сердце превратился в ощутимый ледяной ком.
Она собралась с силами и произнесла ясным и контролируемым голосом:
– Всем спасибо! Отдыхайте, а сейчас в большом зале накроют столы для большого пира.
Рыцари начали выходить из зала, Тельрамунд повернулся к двери тоже, Эльза сказала негромко:
– А вас, граф, я прошу задержаться.
И хотя Тельрамунд был не единственным графом, но понял правильно, даже явно понял почему, остановился и вперил в нее мрачный взгляд.
Выждав, когда за дверью скрылся последний рыцарь, Эльза напомнила:
– Граф, я не видела вас среди приносивших присягу.
Тельрамунд смотрел свысока, как на тявкающего щенка, каменные губы чуть дрогнули в недоброй усмешке.
– Правда?
– Да, граф.
Тельрамунд сказал, глядя в ее бледное лицо:
– А вы в самом деле ожидали, что я стану перед вами на колено?
– Граф, таков порядок…
Он нахмурился, голос стал резче и злее:
– Порядки устанавливают сильные для слабых. Недавно был самым сильным герцог. Теперь во всем герцогстве нет никого сильнее меня. Вы хорошо поняли меня, Эльза?