Королева Голда повела на него усмешливым глазом, но повернулась к Лоенгрину, в глазах ее таился смех, она сказала весело:
– Ваш друг, кажется, уже знает, чем ему заняться… И вы, мой господин, чувствуйте себя свободным, делайте с нами, что хотите, что изволите, что возжелаете… И мы сделаем для вас все, что скажете… или даже подумаете!..
– Ого, – сказал он, – вы умеете читать мысли?
Она рассмеялась снова.
– Разве сложно читать мысли мужчин?
– Думаю, – ответил он, – мужчин… сложно. Не все же, кто носит штаны, – мужчины?
Она расхохоталась, показывая влажный рот, такой же жгуче красный, как и толстые пухлые губы.
– Интересная шутка!
– Это не шутка, – сказал он мирно, – многое изменилось. Даже значения слов…
Она бросила лукавый взгляд в сторону ошеломленного Нила, лицо его красное и вспотевшее не просто говорит яснее ясного, что он чувствует и чего жаждет, а кричит во весь звериный голос.
– Правда?
– Правда-правда, – заверил он. – Конечно, не все… Изменения происходят медленно.
– Я не верю в изменения, – сказала она победно. – Боги создали вечный мир, в котором все предопределено и все повторяется. Мойры следят…
– Да-да, – прервал он. – Коней наших тут покормят?
– Покормят, – заверила она с улыбкой. – Они уже получают то, что у вас еще впереди… Вы желаете сперва искупаться или же…
Нил замотал головой так яростно, что уши захлопали по сторонам, как у охотничьей собаки.
– Купаться потом! – заявил он. – Или я сейчас лопну! Я иду!
В ответ на его вопль из-за шелковой занавески протянулись обнаженные женские руки, ухватили его за пояс, и он со счастливым воплем дал себя утащить за эту непрочную преграду.
Лоенгрин рассчитывал, что увидит Нила хотя бы к вечеру, Нил все-таки стесняется благородного господина, образцового во всем и во всех отношениях, потому, как и где тешит плоть, догадаться трудно, но, когда в саду вспыхнул жаркий огонь в светильниках, разгоняя медленно накапливающийся мрак, зазвенел приближающийся женский смех, стена зелени раздвинулась, Лоенгрин уже готов был увидеть оруженосца, но появилась улыбающаяся Голда.
Из одежды на ней только небольшая гирлянда цветов и нитка дивных ракушек, но с ее фигурой любая одежда будет выглядеть оскорбительной, и Лоенгрин успел подумать, что со времен язычества идеалы женских пропорций изменились в сторону утонченности и одухотворенности, в то время когда раньше царствовала вот такая чувственная плоть…
Раскачивая широкими бедрами, она подошла вплотную и взглянула крупными томными глазами навыкате, очень живыми и блестящими.
– Мой герой, – проговорила она низким чувственным голосом, – ты еще не видел моего дворца внутри…
Лоенгрин поднялся и сразу оказался на голову выше.
– Пойдем посмотрим?
– Ты очень разборчив, – упрекнула она. – Столько красивых девушек пытались подарить тебе любовь!
– Это для моего слуги, – ответил он.
– А герою нужна сразу богиня?
Она расхохоталась и прижалась к нему нагим горячим телом, обняв одной рукой и понуждая идти в сторону сказочного дворца, засверкавшего в огнях расположенных вокруг светильников.
Утром Лоенгрин, обнаженный до пояса, быстро ополоснул лицо и грудь в холодном ручье, избегая разнеживающих ванн с теплой водой и плавающими на поверхности лепестками роз, повернулся в сторону укрытых за пышными цветущими кустами конюшен, пора проверить, как там и чем кормят коней, как вблизи прозвенел легкий женский смех, кусты раздвинулись и вышел его оруженосец.
Он обнимал сразу двух девушек, а третья шла сзади и бросала в них цветами, а когда на нее перестали обращать внимание, нагнулась и со смехом укусила Нила за ягодицу.
Нил, растеряв почти всю одежду, штаны все-таки сохранил, а у женщин из одежды только гирлянды из ярких цветов.
Оказавшись на поляне, он торопливо и смущенно поклонился своему хозяину.
– Ваша светлость…
– Не стесняйся, Нил, – ответил Лоенгрин мирно. – Однажды все проходят эту проверку. Говорим про огонь, воду и медные трубы, но про главное испытание стыдливо умалчиваем.
– Ваша светлость?
Лоенгрин пояснил:
– Настоящее испытание – женщины. В нем мало героического, потому и помалкиваем, но стойкости требует больше, чем самая кровавая битва. Садись, будем завтракать.
Нил осторожно сел, женщины сразу же прижались к нему, а одна уселась ему на колени и обхватила за шею.
– Какой завтрак, – взмолился Нил, – я все время что-то да ем! Даже ночью жрал в три горла.
– Что?
– Не знаю, – признался Нил. – Что-то суют в рот, а в кубки наливают и наливают. Никогда столько не жрал и не пил, как только и влезло! Но вкусно, скажу честно. Дома такого не случалось пробовать ни разу в жизни.
Лоенгрин кивнул:
– Да, конечно. Здесь и еда вкуснее, и вино слаще, а женщины вообще выше всех похвал. Для человека простого это и есть предел всего желаемого.
Нил спросил осторожно:
– Ваша светлость, я не понял… Все говорят, что под Волшебным Холмом живут эльфы, но какие же это эльфы?
– Это не эльфы, – согласился Лоенгрин.
– А… кто?
– Язычники.
– Господи, – воскликнул Нил, – эти нечестивые язычники, выходит, здорово жили!
Лоенгрин посмотрел на него с сочувствием.
– Я неправильно объяснил, извини. Это не люди, Нил. Это нимфы, как их тогда называли. Понимаешь, это у нас один Господь, а язычники его не знали, у них было множество мелких богов, что пили, ели и дрались, как и все, ходили к чужим женам, совокуплялись с людьми и животными, не видя разницы, и от людей почти не отличались… Они бессмертны и всегда юны, никогда не старятся и не умирают сами по себе, их можно только убить. Это уцелевший кусочек того мира. Венера – богиня плотских утех, а эти женщины – ее нимфы. Я не знаю, как они уцелели, сумев отгородиться от нового мира христиан, но так уж получилось… Так что это не враги в прямом смысле.
– Друзья?
– И не друзья, – ответил он. – Просто они так живут. Просто живут.
– Хорошо живут, – сказал Нил. Женщины продолжали ластиться, целовали его в шею, плечи, гладили, почесывали, разминали мышцы, игриво покусывали за уши. – Радостно, я бы сказал.
– Радостно, – согласился Лоенгрин. – Даже у богов простые такие радости… Представляешь, их самый высший бог, бог богов, ел и пил, как и ты, дрался с людьми и богами, соблазнял чужих жен.
Нил воскликнул: