И вдруг к нему приходит старик.
Стоит самый обычный день, и Сидер работает на северном пастбище — чинит ограду, которую развалила несколько дней назад домашняя скотина, после чего ему пришлось собирать животных и гнать их домой. Работа не требует умственных усилий, и он в мечтах уносится к тому, что по-настоящему имеет для него значение. Он знает, что не пройдет и недели, как он увидится с нею. Ему предстоит поход в деревню за продуктами и хозяйственными товарами, так что они обязательно встретятся. Она будет ждать его — она всегда его ждет. С того самого первого раза, когда он был с нею, он ясно представлял их будущее. И хотя она никогда не говорила ему об этом, он чувствует, что и она тоже это представляет.
Он отрывается от своего занятия, выпрямляется и ждет, пока к нему не подойдет старик. Он знает о его существовании с самого детства. Его отец рассказывал ему о носящем черный посох, об одиноком и уединенном образе жизни того, кто хранит покой жителей долины. Отец рассказал ему о наследии старика, об истории его посоха и о Рыцарях Слова. Эти знания не являются общедоступными, но откуда-то отцу известно об этом. Быть может, он узнал это от странников, которые иногда проходят мимо, от мужчин и женщин с высокогорий, живущих вдали от мира. Не исключено, что об этом ему рассказал сам старик.
Как бы то ни было, Сидер никогда особо не задумывался над этими вещами. Они его попросту не касались.
— Сидер Амент? — интересуется старик, останавливаясь в нескольких шагах от него.
Он опирается на посох, крепко вцепившись в него обеими руками. Он выглядит усталым, даже изможденным. Нечеловеческая усталость и тоска читаются в его глазах, в складках морщин на его лице, в его манере держаться и осанке.
Сидер лишь молча кивает.
— Нам с тобой нужно поговорить, — заявляет старик. Голос его звучит на удивление мягко. — Пойдем со мной.
Вместе они идут по поросшим травой склонам. Идут медленно, безо всякой видимой цели и непонятно куда, и лишь постепенно Сидеру становится ясно, что так и должно быть. День выдался теплый, в воздухе пахнет свежестью, и ему кажется, что время замедлило свой бег. Голос старика сохранил богатство оттенков и сочность, и, хотя сам он выглядит бесконечно усталым, в голосе его чувствуется сила.
— Я наблюдаю за тобой, — говорит старик. — Когда у меня есть время и возможность. Я присматриваюсь к тебе. И мне нравится то, что я вижу. Многие хорошо отзываются о тебе, в том числе и твой отец. Ты человек упорный и целеустремленный, что говорит о силе твоего характера. Когда тебе поручают какое-либо дело, ты старательно выполняешь его. Ты не избегаешь ответственности и не ищешь оправданий. Ты принимаешь труд как часть жизни, а самопожертвование — как составную часть труда. Когда-нибудь ты, если захочешь, заживешь прекрасной жизнью здесь, на ферме, но, думается, твое предназначение в ином.
Сидер не понимает, что имеет в виду старик. Он с любопытством смотрит на него, но старик глядит куда-то вдаль.
— Мир, в котором мы живем, достаточно безопасен, но и очень хрупок. Нам кажется, что он будет существовать вечно, но это не так. Никто не желает признавать этого, никто не желает верить в то, что такое существование не будет длиться вечно. Этот дом мы получили в качестве убежища после разрушения старого мира, после апокалипсиса, ознаменовавшего собой гибель прежней цивилизации. Мы получили его как место, в котором сможем жить до тех пор, пока не настанет время покинуть его. И это время приближается.
Теперь Сидер начинает понимать, что имеет в виду старик, но он не может принять этого. Его слова кажутся юноше бессмысленными.
— Что вы хотите этим сказать? — спрашивает он.
— Я хочу сказать, что наше пребывание в долине заканчивается, все изменится коренным образом и, скорее всего, еще при нашей жизни, и мы должны подготовиться к этому.
Сидер изумленно качает головой.
— И как же мы можем подготовиться?
— Переход от привычного образа жизни к новому будет трудным, жертвы неизбежны. Путь в долину был опасен, а путь отсюда еще опаснее. Мало кто согласится с тем, что это необходимо. Но если люди не примут этот непреложный факт сами, обстоятельства заставят их пойти на это, и весьма болезненным способом. Внешний мир не станет, подобно им, раздумывать и колебаться. Внешний мир вторгнется сюда, а ведь те существа, что населяют его, сумели выжить в условиях тотального уничтожения всего живого. Подумай, кем и чем они должны были стать, чтобы уцелеть.
Сидер пытается, и образы, возникающие в его воображении, оказываются совсем не теми, которыми можно любоваться. Но он по-прежнему не понимает, чего хочет от него старик.
— Почему бы вам не поговорить об этом с моим отцом? Он — разумный человек. Если вы расскажете ему то же, что и мне, он сделает все, что в его силах, чтобы подготовить нашу семью.
Он кажется самому себе очень взрослым, произнося эти правильные слова, — так убеленный сединами мудрец разговаривает с жадно внимающим ему молодым человеком. Старик улыбается в ответ.
— Хороший совет. Но я пришел к тебе не за ним.
Сидер вопросительно смотрит на собеседника:
— Я что-то упустил?
— Все. Но в этом нет твоей вины. Было бы странно, если бы в одну минуту ты уразумел все, на что мне понадобилась целая жизнь. Тебе не будет легко ни сейчас, ни потом. Никогда не будет. Но то, о чем я расскажу, очень важно. И не просто важно, а жизненно важно.
Он умолкает и поворачивается лицом к юноше.
— Вот, — говорит он, протягивая ему черный посох, — почему я пришел к тебе.
Сидер смотрит на посох, а потом поднимает глаза на старика. В его взгляде он улавливает отражение неведомой опасности, но больше всего в его глазах тоски и усталости, смертельной и неизбывной.
— Возьми его, — говорит ему старик. Сидер колеблется, и он добавляет: — Посох не причинит тебе вреда. Но я хочу, чтобы ты почувствовал, каково это — держать его в своих руках. На то есть веская причина. Пожалуйста, сделай, как я говорю.
Сидер не боится. Он лишь проявляет осторожность. Он не настолько хорошо знает старика, чтобы полностью доверять ему. Тем не менее он не видит причины не выполнить просьбу. Он протягивает руку и берет посох.
Почти в ту же секунду начинают происходить странные вещи. Они не настолько грозные и пугающие, чтобы он моментально разжал пальцы, нет; они поразительные и неожиданные. Принимая посох из рук старика, он вдруг обнаруживает, что тот очень тяжел, словно отлит из чугуна, а не вырезан из дерева. Но вес его тут же уменьшается, и посох становится легко держать в руке. Первое прикосновение к нему оставляет странное ощущение, и Сидер испытывает легкий дискомфорт. Но вскоре это проходит, и посох уютно ложится ему в руку, словно он носит его долгие годы и уже не представляет себя без него.