— Будь добра, — сказал он.
Потом добавил, когда мы поднимались по ступенькам:
— Надеюсь, мы не помешаем. Ненавижу быть просителем, но иногда выбора нет.
Он имел в виду Синтию.
— Наше последнее предприятие потерпело крах, не так ли? Так что в этот раз надо постараться.
Теперь он, конечно же, подразумевал Руперта Порсона, покойного кукольника, чье представление несколько месяцев назад в приходском зале резко прервалось трагедией. [14]
Бан Китс сидела на стуле наверху лестницы, оперев голову на руки.
— Боже мой, — сказала она, когда я представила ее викарию. — Я ужасно извиняюсь, кажется, у меня жуткая мигрень.
Ее лицо было белым, как снежная корка.
— Как печально, — произнес викарий, положив руку ей на плечо. — Сочувствую от всего сердца. Моя жена ужасно страдает от такого же недуга.
Синтия? — подумала я. От мигреней? Определенно это многое объясняет.
— Она иногда находит, — продолжал он, — что помогает теплый компресс. Уверен, что добрая миссис Мюллет с удовольствием сделает его вам.
— Все в порядке… — начала Бан Китс, но викарий был уже на полпути вниз по лестнице. — О! — Она всхлипнула. — Мне следовало остановить его. Я не хочу никому создавать проблемы, но когда я в таком состоянии, то едва могу думать.
— Викарий не против, — сказала я. — Он очень хороший человек. Всегда думает о других. На самом деле он зашел узнать, можно ли уговорить мисс Уиверн дать спектакль, чтобы собрать деньги в церковный фонд.
Ее лицо стало еще белее, если это возможно.
— О нет! — ответила она. — Он не должен ее об этом просить. У нее бзик по поводу благотворительности, терпеть ее не может. Что-то из детства, полагаю. Лучше скажите ему об этом, пока он не затронул эту тему. Иначе наверняка будет жуткая сцена!
Викарий уже возвращался, к моему удивлению, прыгая через две ступеньки.
— Откиньтесь назад, леди, и закройте глаза, — сказал он таким мягким голосом, которого я доселе у него не слышала.
— Мисс Китс сказала, что мисс Уиверн нездорова, — объяснила я, когда он приложил компресс к ее лбу. — Так что, наверное, лучше не упоминать…
— Разумеется. Разумеется, — отозвался викарий.
Позже я придумаю какое-нибудь безвредное извинение.
Голос позади меня произнес:
— Бан? Черт возьми…
Я резко обернулась.
Филлис Уиверн, облаченная в платье цвета орхидеи и в полнейшем здравии, плыла по коридору в нашем направлении.
— Она мучается от мигрени, мисс Уиверн, — сказал викарий. — Я только что приложил компресс.
— Бан? О моя бедняжка Бан!
Бан тихо застонала.
Филлис Уиверн выхватила компресс из рук викария и снова приложила его к вискам Бан, собственноручно.
— О моя бедная, несчастная Бан! Скажи Филли, где болит.
Бан закатила глаза.
— Марион! — позвала Филлис Уиверн, щелкнув пальцами, и словно из ниоткуда появилась высокая поразительная женщина в роговых очках, в прошлом, должно быть, выдающаяся красавица. — Отведи Бан в ее комнату. Скажи Доггеру немедленно вызвать доктора.
Когда Бан Китс увели, Филлис Уиверн протянула руку.
— Я Филлис Уиверн, викарий, — сказала она, сжимая его ладонь двумя руками и легко поглаживая. — Благодарю вас за оказанное внимание. Сегодня трудный день: сначала Патрик Макналти, теперь моя дражайшая Бан. Это так печально, мы все — такая большая счастливая семья, знаете ли.
Меня охватило чувство дежавю: где-то я уже видела подобную сцену.
Конечно! Это мог быть эпизод из любого фильма Филлис Уиверн.
— Я перед вами в долгу, викарий, — продолжала она. — Если бы не вы, она могла бы упасть с лестницы и разбиться.
Она драматизировала ситуацию: все было вовсе не так.
— Если я могу что-то сделать для вас, чтобы продемонстрировать свою благодарность, только попросите.
И тут у викария изо рта полилось — он вывалил почти все. К счастью, он не упомянул об обучающих уроках Синтии.
— Видите ли, мисс Уиверн, — подытожил он, — крыша церкви Святого Танкреда находится в опасном состоянии со времен Георга IV, так что время играет существенную роль. Церковный служитель говорит мне, что недавно обнаружил воду в купели, которую не наливали туда в духовных целях, и…
Филлис Уиверн прикоснулась к его руке.
— Ни слова больше, викарий. Я буду счастлива закатать рукава и взяться за дело. Вот что я вам скажу, мне в голову пришла чудесная идея. Мой партнер по фильму Десмонд Дункан приедет этим вечером. Может быть, вы припоминаете, что мы с Десмондом имели некоторый успех в Вест-Энде и в кино с «Ромео и Джульеттой». Если Десмонд в игре, а я уверена, он не откажет…
Она произнесла эти слова с шаловливым подмигиванием и блеском в глазах.
— …тогда мы наверняка соберем кое-какие средства на ремонт крыши Святого Танкреда.
Я провела так много времени, сидя на середине лестницы, что начала чувствовать себя Кристофером Робином.
Я и сейчас там сидела, наблюдая за переполненным вестибюлем, где несколько дюжин членов съемочной группы разбились на маленькие кучки и разговаривали. Я узнала только женщину по имени Марион, которая днем увела Бан Китс. Поскольку Бан нигде не было видно, я предположила, что она все еще отдыхает в своей комнате.
— Леди и джентльмены! — окликнул кто-то, хлопая в ладоши, чтобы привлечь внимание. — Леди и джентльмены!
Гул разговоров смолк так же резко, как будто его обрезали ножницами.
Бледный молодой человек с песочного цвета волосами пробрался к подножию лестницы, поднялся на пару ступенек и повернулся лицом к остальным.
— Сейчас к вам обратится мистер Лампман.
Чтобы усилить старомодное электрическое освещение Букшоу, принесли несколько неярких ламп.
Откуда-то из теней за ними появился крошечный мужчина средних лет и, словно мальчик на сельской дороге, небрежным и медленным шагом пересек вестибюль, как будто в его распоряжении было все время мира. Он был одет в довольно поношенную оливково-зеленую шляпу-федору, черную водолазку и черные брюки.