Мне все равно, разумно это или нет. Это идея, и я счастлива, что мне пришла она в голову.

Теперь каждый цветочный горшок надо запечатать, как консервы, крышкой из тонкой гладкой бумаги, чтобы защитить химикалии от влаги. Позже вечером, перед тем как лечь спать, я отволоку их по одному вверх по узкой лестнице, которая ведет из моей лаборатории на крышу.

И тогда займусь каминными трубами.

Я была на середине лестницы, надеясь, что не слишком сильно пахну порохом, когда позвонили в дверь. Доггер появился, как всегда, словно из ниоткуда, и, когда я добралась до последней ступеньки, он уже открыл дверь.

На пороге стоял инспектор Хьюитт из полицейского участка в Хинли.

Я не видела инспектора некоторое время и нашу последнюю встречу предпочла бы не вспоминать.

Мы стояли, уставившись друг на друга через вестибюль, словно два волка, пришедшие с разных направлений на полную овец лужайку.

Надеюсь, инспектор Хьюитт не станет поминать старое, пересечет вестибюль, охотно пожмет мне руку и скажет, что рад снова меня видеть. В конце концов, я не раз помогала ему выбраться из затруднительных ситуаций в прошлом, не получив за это даже похлопывания по спине или пары теплых слов.

Что ж, это не совсем правда: его жена Антигона приглашала меня на чай в октябре, но чем меньше об этом будет сказано, тем лучше.

Вот почему я теперь стою в вестибюле, притворяясь, что ищу что-то застрявшее у меня между зубами, и разглядывая свое отражение в полированной стойке перил в конце лестницы. Только я решила смягчиться и приветствовать инспектора коротким кивком, как он повернулся и, не бросив ни единого взгляда назад, пошел к доктору Дарби, который неожиданно появился на западной лестнице.

Тысяча проклятий! Если бы я рассуждала здраво, я бы самолично приветствовала инспектора и провела бы его наверх на место преступления.

Но слишком поздно. Я изгнала себя из апартаментов смерти (я слышала, как это называли по радио в детективной программе), и теперь слишком поздно что-то предпринимать.

Или не поздно?

— О, миссис Мюллет, — сказала я, врываясь на кухню с таким видом, будто только что узнала новость. — Случилось нечто ужасное. Мисс Уиверн пала жертвой трагического происшествия, и здесь инспектор Хьюитт. Я подумала, что, учитывая жуткую погоду и так далее, он будет благодарен за чашечку вашего прославленного чая.

Лести много не бывает.

— Если вы имеете в виду, что она мертва, — сказала миссис Мюллет, — я уже знаю. Такие известия разносятся со скоростью ветра. Ужасно, да, но ничего не поделаешь, не так ли, Альф?

Альф кивнул.

— Я все поняла, как только увидала лицо доктора Дарби. Он становится такой степенный, когда смерть рядом. Я имею в виду тот раз, когда миссис Тарбел нашла свою смерть в ванной. Так всегда было и будет. С тем же успехом он мог прицепить табличку на лоб со словами: «Она мертва». Верно, Альф?

— Табличку, — подтвердил Альф, — на лоб.

— Я говорила Альфу, правда, Альф? «Альф, — сказала я. — Что-то не так, — сказала я. — У доктора Дарби было такое лицо, когда я только что увидела его в коридоре, и я ну прямо не знаю, но в доме труп». Так я и сказала, да, Альф?

— Точные слова, — отозвался Альф.

Я не потрудилась постучать в дверь Голубой комнаты. Просто явилась с таким видом, будто родилась в Скотленд-Ярде.

Я повернула ручку и толкнула дверь спиной, маневрируя подносом в дверном проеме так, как всегда делает миссис Мюллет.

На миг мне показалось, что инспектор пришел в раздражение.

Он медленно отвернулся от уставившегося в никуда тела Филлис Уиверн, потратив на меня лишь один короткий взгляд.

— Благодарю, — сказал он. — Поставь на стол.

Я кротко повиновалась — как послушная собака, — отчаянно надеясь, что он не прикажет мне уйти. Мысленно я сделалась невидимой.

— Благодарю, — повторил инспектор. — Очень мило с твоей стороны. Пожалуйста, передай миссис Мюллет, что мы весьма признательны.

«Отвали» — вот что он имел в виду.

Доктор Дарби ничего не сказал, только с шумом извлек мятный леденец из бездонного пакетика в кармане своего жилета.

Я замерла, словно змея на охоте.

— Благодарю, Флавия, — повторил инспектор не оборачиваясь.

Что ж, по крайней мере он не забыл, как меня зовут.

Повисло молчание, с каждой секундой становившееся все более неудобным. Я решила заполнить его, пока никто другой не воспользовался шансом.

— Полагаю, вы уже заметили, — выпалила я, — что макияж был нанесен после ее смерти.

13

К моему удивлению, инспектор тихо засмеялся.

— Очередная твоя химическая дедукция? — спросил он.

— Вовсе нет, — ответила я. — Просто на внутренней поверхности ее нижней губы осталась помада. Поскольку у нее слегка неправильный прикус, она бы слизала ее через несколько секунд, если бы была жива.

Доктор Дарби наклонился поближе, чтобы рассмотреть губы Филлис Уиверн.

— Бог ты мой! — сказал он. — Она права.

Разумеется, я была права. Бесконечные часы, которые я провела, устанавливая и делая коррекцию брекетов в комнате пыток доктора Рики на Фаррингтон-стрит, сделали меня ведущим специалистом в выравнивании челюстей. На самом деле бывали времена, когда я воображала себя человеком-щелкунчиком. Заметить смещение нижней челюсти Филлис Уиверн мне было легче легкого.

— И когда ты сделала это наблюдение? — поинтересовался инспектор.

Надо отдать ему должное. Для пожилого человека у него удивительно гибкий ум.

— Это я обнаружила тело, — объяснила я. — И сразу же пошла к Доггеру.

— Почему? — спросил он, сразу же обнаружив упущение в моем рассказе. — В то время как доктор Дарби был не далее чем в вестибюле?

— Доктор Дарби приехал с Дитером на санях, — объяснила я. — Я видела, как он прибыл, и знала, что он не захватил свой медицинский чемоданчик. Еще он очень устал. Я заметила, что он дремал во время спектакля.

— И? — сказал он, подняв бровь.

— И… я испугалась. Я знала, что Доггер, скорее всего, единственный, кто не спит во всем доме, временами он плохо спит, видите ли… и я просто хотела, чтобы кто-то… извините, мои мысли не были ясными.

Ложь, но до чего хорошая. На самом деле мысли мои были ясны, словно горный ручей.