"Перепел умирает, — раздавался шепот в его голове, — Перепел сходит с ума". И снова раздался шорох крыльев. Конечно. Смерть пришла за ним, и на этот раз она не стала посылать Белых Женщин ему на помощь. Она пришла забрать его, потому что он не справился с заданием. Сперва его, потом Мегги… Но даже это, наверное, лучше, чем слова Орфея.

Вокруг было черным-черно, несмотря на искры. Да, они все еще горели. Откуда они взялись? Снова биение крыльев, и вдруг он почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Рука легла ему на лоб, погладила по лицу. Знакомая рука.

— Что с тобой? Мо!

Реза. Этого не может быть. Может быть, Орфей показывает ему ее лицо, чтобы утопить ее у него на глазах? Она выглядела совсем настоящей! Никогда бы не поверил, что Орфей так хорошо умеет описывать. И какие теплые у нее руки.

— Что с ним?

Голос Сажерука. Мо посмотрел вверх и увидел его на том самом месте, где стоял Орфей. Безумие. Он видит сон и не проснется, пока Орфей не выпустит его.

— Мо! — Реза взяла его лицо в ладони.

Это сон. Ну и что? Какое же счастье ее видеть! Он всхлипнул от облегчения, и она обняла его.

— Тебе нельзя здесь оставаться!

Не может быть, что она настоящая.

— Мо, послушай меня! Тебе нельзя здесь оставаться.

— Не может быть, что ты здесь.

Как трудно ворочать языком! Как тогда, в лихорадке.

— Может — я здесь!

— Сажерук умер.

Реза… Какой у нее непривычный вид с заколотыми наверх волосами.

Между ними проплыло что-то колючее. Реза испуганно отскочила. Мо притянул ее к себе и ударил по двигавшейся тени. Как во сне. Сажерук сбросил веревку. Она не доставала до дна, но шепот Сажерука удлинил ее огненными волокнами.

Мо схватил веревку — и снова выпустил.

— Я должен остаться здесь. — Вода, наполнявшая яму, казалась от искр багровой, как кровь. — Мне нельзя уходить.

— Что ты несешь! — Реза сунула огненную веревку в его мокрые руки.

— Смерть. Мегги. — В этой тьме он разучился говорить. — Я должен найти книгу, Реза.

Она снова вложила ему в руки веревку. Волокна были горячими. Им придется карабкаться быстро, чтобы не обжечься. Мо полез вверх, но темнота, казалось, прилипла к нему, как черная ткань. Сажерук помог ему перебраться через край. Возле ямы лежали двое солдат — мертвые или оглушенные.

Сажерук посмотрел на него. Он смотрел ему в сердце и видел все, что там происходит.

— Страшные картины, — сказал он.

— Черней чернил! — проговорил Мо хрипло. — Привет от Орфея.

Слова никуда не делись. Боль. Отчаяние. Ненависть. Ярость. Его сердце наполнялось ими с каждым вздохом. Как будто темная яма переместилась к нему в грудь.

Он взял меч у одного из солдат и притянул к себе Резу, чувствуя, как она дрожит под чужой одеждой. Может быть, она и правда пришла к нему. Но как? И почему Сажерук не лежит мертвым перед птичьими клетками? "А вдруг это все же картины Орфея? — думал он, следуя за Сажеруком. — Что, если он показывает мне все это, чтобы потом еще глубже затянуть во тьму?" Орфей. Убей его, Мортимер, и его слова вместе с ним. Собственная ненависть пугала Мо больше, чем тьма. Слищком неукротимой она была, слишком кровавой.

Сажерук шел быстро. Он явно знал дорогу. Лестницы, ворота, бесконечные коридоры — он ни разу не сбился, словно камни подсказывали ему дорогу. Там, где он проходил, на стенах выступало пламя и росло, окрашивая черноту золотом. Трижды они натыкались на солдат. Мо убивал их с наслаждением, словно добрался до Орфея. Сажеруку приходилось тянуть его дальше, и он видел страх на лице Резы. Он схватился за ее руку, как утопающий. И чувствовал тьму внутри.

Ах, Фенолио!

Заключенье: без отчаяния

Он закончил завещание

И прощанье с миром грешным

Завершил словцом потешным

Так и вы, узнав об этом.

Не тужите над поэтом

Но скажите: наконец-то

Он свое уступит место.

А Парнас не опустеет:

Скоро новый подоспеет.

Пусть ничтожный стихоплет

Не доставит вам хлопот.

Пауль Цех. Баллада, которой Франсуа Вийон завершает свое завещание [35]

В руке великана. Его великана! Право, неплохо! Отнюдь не повод огорчаться. Если бы только Черный Принц не лежал так неподвижно. Если бы да кабы, Фенолио! Если бы ты успел дописать слова для Мортимера! Если бы ты имел хоть малейшее представление, как все пойдет дальше…

Огромные пальцы держали его крепко, но осторожно, как будто привыкли носить человечков. Не очень утешительная мысль. Фенолио, право же, не хотелось кончить жизнь игрушкой великаньего детеныша. Да, такой конец, безусловно, следует отнести к разряду самых плохих и печальных. Но спрашивает ли кто-нибудь его мнение? Нет.

"И тем самым мы снова оказываемся перед Главны Вопросом", — думал Фенолио. Его желудок от равномерного покачивания в великанской ладони медленно, но верно начинал чувствовать себя так, словно старик объелся фаршированных свиных ножек — коронное блюда Минервы. Да, Главный Вопрос.

Пишет ли эту историю кто-то еще?

Может быть, где-то среди холмов, которые Фенолио так выразительно описал, засел еще один писака, который и столкнул его в руку великана? А может быть, злодей затаился в другом мире, не Чернильном, как он сам в ту пору, когда писал "Чернильное сердце"?

Вот еще! "Чем бы ты тогда был, Фенолио?" — думал он с раздражением и смутным беспокойством, как всегда, когда задавался этим вопросом. Нет, он не висит на веревочках, как глупая кукла, с которой Баптиста иногда выступал на ярмарках (хотя марионетка имела с ним явное сходство). Нет, нет, нет! Фенолио не подчиняется нитям — ни слов, ни судьбы. Он предпочитал держать свою жизнь в собственных руках и сопротивлялся любому вмешательству, хотя признавал, что сам обожает быть кукловодом. Нечего гадать! Его история просто вышла из повиновения. Никто ее не писал. Она сама себя пишет! И теперь вот ей пришла в голову эта глупая шутка с великаном.

Фенолио снова посмотрел вниз, хотя желудок от этого переворачивался. Да, действительно высоко, но разве может это его испугать, после того как он свалился с дерева, как переспелый фрукт? Вид Черного Принца вызывал куда больше беспокойства. Он лежал во второй руке великана, как настоящая безжизненная кукла.

Позорище какое! Все старания сохранить ему жизнь — слова, ягоды в снегу, заботы Роксаны, — все впустую! Проклятье. Фенолио выругался так громко, что великан поднес его к глазам. Этого еще не хватало!