— Стреляй! — крикнула Марита над самым ухом. Глеб поднял гранатомет, положил трубу на плечо и нашел глазом прицельную рамку…
* * *
«Молния» просочилась в Грозный за сутки до штурма, рассредоточилась «тройками» в тылу узлов сопротивления, чтобы потом «открыть ворота» отрядам оппозиции, основные же силы расположились неподалеку от бывшего обкома партии — теперь президентского дворца, у зданий МВД и департамента госбезопасности. Бой начался тотчас, как только вышли на исходные рубежи, но незаметный, неслышный: бесшумно снимали охрану, без выстрела захватывали караульные помещения, резали в колодцах кабели связи, через коммуникации, подвалы, подземные ходы проникали в цокольные этажи, скапливались и замирали в ожидании общей команды.
К утру в городе была отключена энергия, телефонная связь, парализованы телевидение и радиовещание — удалось вывести из строя передающие центры. Отыскали и помещение старой, еще советской «глушилки», однако подавить радиосвязь оказалось нечем, вывезли и разбили все оборудование. День был субботний, госучреждения не работали, в зданиях оставались лишь дежурные части, охрана, электрики и сантехники. Никто пока тревоги не поднимал, поскольку уже давно привыкли днями сидеть без связи и электричества, особенно в выходные.
Небольшие ударные отряды оппозиционных сил начали проникать в город с раннего утра, на частных автомобилях, с разных сторон, под видом торговцев и покупателей, сельских жителей, спешащих на городской рынок. Они сосредоточивались возле аэропорта Северный и в Ханкале, чтобы потом внезапным ударом захватить их, блокировать автотехникой взлетные полосы и при необходимости сжечь боевые самолеты из гранатометов и стрелкового оружия. Основные же силы оппозиции скрытно подтягивались в районы села Гарагорского и станции Червленой с бронетехникой, артсистемами, установками «Град» и личным составом, рассаженным в автобусы и грузовики.
Все шло гладко, пока под командованием генерала были свои собственные «зайцы», знающие дело и послушные всякой его воле. Однако вместе с ударными отрядами оппозиции, просочившимися в Грозный и временно поступившими в распоряжение «Молнии», вползла самая опасная зараза, которая только бывает в военном деле, и особенно в боевой обстановке, — неподчинение приказу. Генерал не обольщался по поводу организованности и боевых возможностей этих отрядов; они больше напоминали киношные отряды басмачей, шайки разбойников, некие ватаги, собранные авторитетным атаманом и не для какой-то важной и определенной цели, а как форма существования рода, клана, своеобразная вооруженная семейственность. Никто из этих атаманов не соглашался блокировать казармы национальной гвардии и отрядов ополчения, и ясно почему: придется выдержать напряженный бой до подхода основных сил, а это большие потери. Они хотели власти, возвышения своих тейпов, но никто не собирался умирать за это, отдавать в жертву соплеменников, переваливая самую тяжелую и опасную военную работу на соседа. С горем пополам генерал уговорил одного из командиров сосредоточить свой отряд возле казарм, однако когда прозвучал приказ «Штурм!», национальная гвардия оказалась свободной. И спасла дело лишь паника, начавшаяся после того, как «Молния» в течение получаса захватила все правительственные учреждения и парализовала действия дежурных подразделений на опорных оборонительных узлах города.
Гарнизон в Грозном участвовал лишь в стычках с оппозицией да в бандитских налетах на непокорные режиму села. Каждый его отряд и каждый боец были неплохо обучены, но все вместе они оказались неспособными выполнить такую крупномасштабную задачу, как оборона города. В войсках режима были те же болезни, что и в рядах оппозиции, каждый командир тянул одеяло на себя. Почти не оказывая сопротивления, деморализованный гарнизон начал стремительно отступать, как только на улицах города показались первые БТРы оппозиции. Никем не управляемое, народное ополчение попросту разбежалось по домам.
Вооруженные отряды оппозиции входили в город не боевыми штурмовыми порядками, а походными колоннами — как ехали по дороге, так и въехали в распахнутые ворота. И все лезли на центральную площадь, к дворцу, мяли танками легковые автомобили, сворачивали столбы, киоски, смешивались с горожанами и митинговали.
Грозный, как, впрочем, и власть, сам падал в руки оппозиции. Войдя в город практически без боя, упоенные бескровной победой, отряды оппозиции открыли стрельбу в воздух из всех видов оружия. Горский обычай отмечать событие выстрелами тут обратился в какое-то безумие. Генерал пытался одернуть полевых командиров, рекомендовал наладить преследование противника, гнать его в горы, отрезая от партизанских баз, и, измотав на дорогах, требовать сдачи оружия, но вразумить ошалевших от восторга лидеров оказалось невозможно, а Чеченец должен был приехать в Грозный лишь утром.
С сумерками этот восторг сменился другой напастью — начались грабежи магазинов. Этот обычай средневековой войны разлился по всему городу, как пожар: тащили все — от тряпья до автомобилей, трофеями набивали грузовики, БТРы и даже танки. Глядя на все это, генерал снова вспомнил бывшего начальника штаба Головерова — похоже, меняя власть в Грозном, меняли шило на мыло…
Тем временем «Молния» рыскала по городу и окрестностям в поисках Диктатора и его окружения. Проверены были все предполагаемые точки, где он мог скрыться, но безрезультатно. Дороги из Грозного в южном направлении были открыты и, скорее всего, Диктатор вышел вместе с отступавшими отрядами национальной гвардии. После захвата дворца генерал успел вытряхнуть несколько секретных сейфов, и теперь следовало изучать документы, чтобы определить возможные действия диктаторского режима. И во что бы то ни стало развивать успех, причем стремительно, не давая противнику закрепиться в Аргуне, Гудермесе и горных селах. Поздно вечером генерал выслал две группы по пять «троек» в эти города с той же задачей, которую они выполнили в Грозном. Он рассчитывал, что оппозиция, награбившись до отвала, к утру придет в себя, что прибывший в город Чеченец примет власть и вразумит полевых командиров и тогда можно наладить преследование войск режима и разоружение.
В полночь между отрядами оппозиции вспыхнула перестрелка. Ополченцы, державшие под контролем аэропорт «Северный», хватились, что к утру в городе появится какая-нибудь власть и начнет наводить порядок, поэтому для грабежа оставалась только одна ночь. Полевой командир самовольно бросил свой объект и привел отряд в Грозный. Он не мог обидеть своих соплеменников, ибо они не простили бы ему такой несправедливости. Грабить в Грозном было уже нечего, магазины опустошили, машины, что стояли у жилых домов и в гаражах, угнали, оставались только богатые дома чеченцев — на них и набросились обиженные оппозиционеры. Но оказалось, что в другом отряде командир принадлежал к тейпу богатых и не позволил трогать соплеменников.
Это был единственный бой, который напоминал войну с применением живой силы и бронетехники в масштабе до двух рот с обеих сторон. Генерал опасался, что начнется неуправляемая реакция межплеменных распрей, а приехавший утром Чеченец добавит к этому свои претензии, и далее может возникнуть непредсказуемая ситуация, так что придется сожалеть о режиме Диктатора. Самым авторитетным на тот час в Грозном являлся полевой командир, прежде бывший председателем городского собрания, которого Диктатор изгнал в девяносто третьем. Генерал отыскал его во дворце, в кабинете Диктатора, где он будто бы уже примеривался к креслу и, надо сказать, сидел в нем крепко, как влитой. Его соплеменники пытались восстановить связь со зданием МВД, где разместился другой командир, тоже обиженный Диктатором крупный чиновник. Похоже, Чеченца тут и не ждали…