Когда-то, в не столь уж далекие времена, когда я еще не носила фамилию Хорватова, а была совершенно одинокой, хотя и не лишенной привлекательности молодой вдовой мадам Ростовцевой, господин Легонтов осмелился самым романтическим образом предложить мне свою руку и сердце… Впрочем, пусть былые тайны и ошибки останутся в вечном забвении.
Михаил об этой давней истории от меня ничего не узнал, но все же какие-то смутные подозрения у него водились, и он никак не желал привечать Александра Матвеевича в нашем доме. У мужчин так развито чувство ревности и собственнические инстинкты… А мне, признаюсь, вовсе не хотелось подогревать тлеющую ревность Михаила на медленном огне!
Конечно, мою соглашательски-капитулянтскую позицию по вопросу отношения к господину Легонтову нельзя было назвать позицией настоящей феминистки, это была самая настоящая уступка разнузданной мужской тирании. Но что не сделаешь ради большой любви, случается и принципами поступиться…
То, что сейчас мой ненаглядный сам вспомнил о талантливом сыщике, давало мне карт-бланш — можно было смело просить у Легонтова помощи, ведь не я же предложила обратиться именно к этому специалисту!
Однако я чуть было не упустила еще одно обстоятельство, грозившее осложнить дело.
— Боюсь, что Александр Матвеевич уже свернул деятельность своей конторы в Москве — он ведь купил особняк под Петербургом и намеревался переехать туда, — заметила я.
— Не думаю, что вопрос с переездом у Легонтова решится так быстро, — ответил Михаил и философски добавил: — Свернуть все дела непросто, а с переездом его ведь никто не торопит. Месяц-другой туда или сюда — какая ему разница?
Я метнулась к телефонному аппарату и попросила барышню дать мне номер господина Легонтова в Замоскворечье.
Там, в маленьком флигеле в Первом Казачьем переулке, где располагалась контора сыщика, у аппарата обычно сидела специально нанятая секретарша, которая принимала звонки и записывала в тетрадь все важные телефонные сообщения — Легонтов любил порядок в делах.
Но на этот раз трубку никто не снял… На всякий случай через полчаса я перезвонила еще раз и снова с тем же результатом.
Ах, Александр Матвеевич, милый, неужели вы уже обживаете свою новую виллу на берегу Финского залива? Как же вы сейчас были бы нужны мне в Москве!
— Ну что ж, — заметила я, вернувшись к столу, — господина Легонтова застать на месте не удалось. Придется поехать в Замоскворечье и узнать — уехал ли он из Москвы или все еще готовится к переезду. Если бы мне только удалось его разыскать, он непременно занялся бы нашим делом. Я в этом уверена, мне всегда удавалось его уговорить…
— Да уж, у тебя на господина Легонтова большое влияние, — ответил Михаил. Скепсис, звучавший в его словах, я предпочла не заметить.
— Но сначала я поеду в Лефортово, в контору Крюднера, и буду там сидеть до тех пор, пока он не соизволит меня принять. У него останется только два выхода — либо принять меня, либо выслать служащих, чтобы меня силой выгнали вон. Однако второй путь сулит господину Крюднеру немалые сложности — во-первых, он уволил всех служащих и вышвыривать меня из конторы будет некому, кроме управляющего, а в честном бою один на один со мной не так-то легко сладить… Ибо, и это второе, я намерена сопротивляться насилию — даже если Крюднер с управляющим вынесут меня из конторы, им придется прежде вырвать из моих рук какую-нибудь дверную ручку или мебельную ножку, или еще что-нибудь, во что я успею вцепиться… Конечно, нельзя исключать, что Крюднер, используя грубую силу, вынудит-таки меня покинуть помещение конторы, но в таком случае я постараюсь, орудуя зонтиком, наставить ему побольше синяков и ссадин на память о нашей встрече — мужчинам следует прививать хорошие манеры, даже если они упираются…
— Я как-то не понял, зачем ты едешь к Крюднеру — узнать что-то о Лидии или устроить потасовку с мордобоем в целях воспитания отдельных представителей сильной половины человечества?
— Ну, потасовка — это вольный полет фантазии, надеюсь, до этого все же не дойдет, я — воспитанная дама и знаю, что такое благопристойность, да и о господине Крюднере говорят, что он — джентльмен… Однако при всей воспитанности я все же съездила бы зонтиком по его джентльменской физиономии, просто руки чешутся! Своим отношением к людям он это вполне заслужил. Ведь служащие всего лишь работали на его паршивой фирме как наемный персонал, и из этого вовсе не следует, что он купил их целиком, с потрохами, и может издеваться над этими людьми как угодно! Может быть, пара оплеух помогла бы ему реально оценить свои поступки.
Кажется, я несколько увлеклась обличительным пафосом и говорила с тем жаром, с каким профсоюзные лидеры выступают на рабочих стачках, призывая бастующих побить окна в заводской конторе. Но на Мишу моя гневная речь произвела сильное впечатление.
— Ну, дорогая моя, раз ты лелеешь столь кровожадные планы, мне волей-неволей придется тебя сопровождать — не могу же я допустить, чтобы мою супругу взашей выталкивали из конторы солидной фирмы с оторванной дверной ручкой в кулаке! Равно как и подвергли бы аресту за нападение на господина Крюднера и нанесение ему травм при помощи дамского зонта — живость твоих манер может показаться обманчивой людям с ограниченным воображением… Давай поторопимся, а то мы никого в конторе Крюднера не застанем и твоему зонтику будет негде разгуляться.
— Ну что же, мой пират, вперед под всеми парусами — будем брать Крюднера на абордаж!
— Ей-Богу, когда ты, озаботившись судьбой очередной обиженной барышни, начинаешь звать окружающих на подвиги в ее защиту, это должно благотворно действовать на наше общество. Я, во всяком случае, готов сразу же встать под твои знамена, ибо в такие минуты и отдаешь себе отчет, что жизнь — не сон пустой, а борьба, полная сурового труда и неумолимого долга!
Комплимент прозвучал слишком уж высокопарно, чтобы быть искренним. Я тут же заподозрила в нем скрытый сарказм, но не стала тратить силы на ненужную дискуссию, лишь взглянула на Михаила кротко, как человек желающий возлюбить ближнего, как самого себя, но встречающий на этом пути бесконечные препятствия…
Надеюсь, мой кроткий взгляд содержал подходящую дозу немого укора.
В приемной конторы господина Крюднера за пишущей машинкой восседала какая-то девица, настолько тщательно вымытая и накрахмаленная, что ее вид приводил на память нарисованных барышень с назойливого рекламного плаката «Пять поколений опытных хозяек стирают мылом „А.М. Жуков“».
Мадемуазель, символизирующая гигиеническое преимущество хорошего мыла, вероятно, заняла здесь место Лидии…
Я была настроена по-боевому, поэтому безжалостно вытащила девицу из-за ее «ундервуда» и потребовала, чтобы она доложила господину Крюднеру, что его желают видеть господин и госпожа Хорвате вы.
Судя по выражению ее ничем не замутненных голубых глаз, я не взялась бы утверждать, что девица понимала хоть слово из тех, что произносились рядом с ней. Мне понадобилось немало труда, чтобы зажечь в этих глазах искру разума и объяснить, чего именно я от означенной особы ожидаю.