— Оставайся с этой иллюзией, Миша, мне это будет приятно!
Мы замечательно провели время в ресторане, причем выпитое шампанское каким-то загадочным образом смягчило неприятное впечатление, произведенное господином Крюднером, и он даже стал мне казаться не таким уж противным — ну черствый, ну высокомерный, ну эгоистичный, ведь все это еще не преступление…
Уже глубокой ночью, лежа в постели, я принялась-таки при свете настольной лампы разбирать дневники Лидии, лелея тайную надежду, что каждая их страница будет усеяна тайнами. Мне предстоял нелегкий труд — по объему записей дневники явно превосходили скрижали, дарованные Моисею на горе Синай…
Но просматривая тетради, исписанные аккуратным каллиграфическим почерком прилежной гимназистки, поначалу я чуть не застонала от разочарования. Это было скучное чтение. Невдохновляющее собрание мелких и бесполезных фактов — пара строк о выполнении Лидией служебных обязанностей, пара строк о бытовых делах (посещение парикмахера, лавочки канцелярских принадлежностей, заказ новой блузки) — вот и весь спектр дневных событий представлен; далее следовала дата нового дня, столь же скучного и похожего на предыдущий, как два кирпича в одной кладке…
В выходные Лидия позволяла себе скромные развлечения — чашечка кофе с пирожными в кондитерской Сиу, синематограф, зоологический сад, иногда — опера (подозреваю, билеты приобретались отнюдь не на лучшие места). Н-да, Моисею, пожалуй, было все-таки интереснее — тексты на скрижалях содержали Божьи заповеди, бывшие в те библейские времена литературной новинкой…
Мне вспомнилось, как Михаил пообещал адвокату Штюрмеру немалые деньги за любые бумаги Лидии. Если бы эта невероятная сделка каким-либо образом состоялась, то, ей-богу, Мишенька сильно переплатил бы…
Я почувствовала искушение отложить унылый дневник, на который возлагались такие большие, хотя и неопределенные надежды, увы, неоправдавшиеся, и заснуть, но тут что-то заставило меня насторожиться, словно в моем мозгу звякнул колокольчик.
«Ф.К. (не иначе Франц Крюднер, разрази меня гром!) из тех людей, кому знакомы превратности судьбы, но Россия для него — единственная родная страна. Когда я спросила, надолго ли он здесь, Ф.К. удивленно вскинул брови и с улыбкой ответил: «До тех пор, пока меня не отнесут на Немецкое кладбище».
А вот для таких, как Герман, патриотизм — пустой звук…»
Я (тоже «удивленно вскинув брови») перечитала эти строчки еще раз. Все верно: Лидия считает Крюднера патриотом России (и кто бы мог подумать!), а вот Герман Герман по этой части сплоховал.
Не знаю, что означает подобное замечание о патриотических настроениях, но на всякий случай я заложила страничку с рассуждениями о патриотизме, это интереснее, чем запись о преимуществах блузки со стойкой перед блузкой с английским воротничком.
Через две страницы меня ожидал новый сюрприз.
«Этот человек вновь появился в конторе. Я боюсь его. Он загоняет Ф. в ловушку.»
Итак, Ф. загнан в какую-то ловушку «этим человеком». Что это — финансовые проблемы, мошенничество, шантаж? И кстати, вместо Ф.К. появляется интимное Ф. (то есть — Франц!).
А Крюднер — неплохой актер, ни одной теплой нотки не прозвучало в его голосе при упоминании имени Лидии. Интересно, не увлекается ли Крюднер фотографированием и не он ли запечатлел девушку в минуту интимного свидания? Но вот это увольнение Лидии по абсурдному поводу… Нет, тут что-то не так!
Прочитав еще несколько страниц дневника, я так и не обнаружила ничего, что могло бы сильно напугать господ из акционерного общества Крюднера и заставить их суетиться.
Что же подвигло адвоката вести со мной переговоры о продаже дневников, а господина Крюднера — сыпать невнятные угрозы? Столько суеты из-за скучных записей занудливой, педантичной девчонки…
Допустим, они не читали дневника и могли подозревать Лидию в большей откровенности, но стоило ли достопочтенным господам привлекать столько внимания к этому делу ради простой перестраховки? Теперьто я глубоко уверена, что им есть что скрывать, а прежде мне это и в голову не приходило.
Мне показалось, что я только-только сомкнула веки, отложив в сторону дневник Лидии, когда безжалостный голос мужа объявил:
— Леля, просыпайся, уже девять!
Сквозь сон я вяло поинтересовалась:
— Девять чего?
— Девять часов утра, моя дорогая. Если не сказать, что четверть десятого!
Мою сонливость сняло как рукой — у меня сегодня запланированы такие важные дела, а я трачу драгоценные утренние часы без цели и смысла, пребывая в сонном забытьи!
Не успев даже толком позавтракать, я отправилась в Замоскворечье разыскивать господина Легонтова. Особой надежды на встречу с ним у меня не было — ведь телефон в его конторе по-прежнему не отвечал, но все же я рискнула поехать к нему в Казачий переулок и навести там, на месте, хоть какие-то справки.
Знакомый флигель, в котором размещалась контора специалиста по конфиденциальным поручениям, помощника присяжного поверенного Легонтова, поражал какой-то безжизненностью, хотя на первый взгляд все было на месте — тихий, поросший травой двор, будка с ленивым псом, вяло тявкнувшим на меня, чтобы формально исполнить долг и снова предаться мечтательному созерцанию, фруктовые деревья за деревянной изгородью, украшенной затейливой резьбой…
Конечно, на дворе стояла осень и пейзаж был тронут увяданием, но кроме того, исчезло ощущение, что под маской мирного уголка клокочет подспудный источник энергичной деятельности.
Теперь домик в Первом Казачьем являл собой картину настоящего сонного замоскворецкого царства.
По засыпанной палыми листьями дорожке я подошла к крыльцу, поднялась по ступенькам и постучала в дверь, не надеясь особенно, что кто-нибудь ответит на мой стук. Наверное, господин Легонтов уже переехал в свою новую виллу под Петебургом и наслаждается прелестями столичной жизни, а в замоскворецком доме никого нет…
Но вопреки моим пессимистичным ожиданиям, в доме кто-то был, ибо вскоре я услышала, как приятный баритон распевает романс «Жестоки вы, в том нет сомненья, но я вас все-таки люблю…». Потом за дверью послышались шаги, створки дрогнули, и на пороге предстал Александр Матвеевич собственной персоной.
— Александр Матвеевич, друг мой, это вы! — только и смогла выдохнуть я. — Какое счастье!
— Елена Сергеевна! Приятный сюрприз. Деловой визит или просто решили навестить меня?
— Александр Матвеевич, я бы предпочла просто и без затей зайти к вам на чашку чая без всякого дела, но увы… Когда сталкиваешься с тем, что в обиходе принято называть превратностями судьбы, как-то особенно тянет нанести визит вам, как человеку, на чью помощь хотелось бы рассчитывать.
Пожалуй, оборот получился излишне затейливым, и я добавила еще одну фразу попроще и поискреннее:
— Я так боялась, что вы уже переехали в свой новый дом под Петербургом…