— Боюсь, я ничем не смог вам помочь, госпожа Хорватова.
— Напротив, мне теперь многое кажется более ясным, — ответила я, слегка покривив душой. — Полагаю, мы не вправе долее занимать ваше время.
— Одну минуту, мадам. Я тоже хотел бы попросить вас об одной любезности.
Так-так, и что же нашему джентльмену понадобилось?
— Мне стало известно, что в ваши руки попали дневники, письма и другие бумаги сбежавшей девицы. Полагаю, из женского любопытства вы не преминете в них заглянуть. Не знаю, какого характера сведения Лидия считает нужным заносить в дневник, но прошу вас не предавать гласности ничего, связанного с деятельностью моей фирмы.
— А разве данные о вашей фирме представляют секрет?
— В какой-то мере, да. Я выполняю военные заказы для нужд армии. Но помимо этого меня очень тревожит доброе имя моей фирмы. И я жестко пресекаю любые попытки повредить этому имени.
Тон Крюднера становился все более и более неприятным.
— Прошу понять меня правильно, — проскрипел он наконец голосом, напоминающим о ржавом железе, — но если в газетах будут опубликованы какие-либо порочащие меня измышления, я стану защищаться. Любыми доступными мне средствами. Не советую вам проверять действенность этих средств, мадам.
Михаил, молчавший весь вечер, наконец выступил вперед и строго спросил:
— Вы угрожаете нам, господин Крюднер?
— Ну что вы, — Крюднер попытался изобразить улыбку, которая плохо удалась из-за бинтов и пластырей. — Всего лишь прошу. Нижайше прошу и надеюсь на вашу любезность. Всего вам доброго, господа. Герман проводит вас к выходу.
Пока мы шли по темному двору под мелким моросящим дождем, я позволила себе спросить управляющего:
— Простите, а Герман — это ваше имя или фамилия?
Он ведь так и не счел нужным нам представиться, и теперь я не знала, как следует обращаться к нему в случае нужды.
— И имя, и фамилия, — ответил он. — Герман Оттович Герман. Крестные когда-то подшутили над беззащитным младенцем… Проходите сюда, сударыня, а теперь налево по дорожке, я проведу вас сразу к воротам.
Мой внутренний голос. — Право на невинное развлечение. — О пользе иллюзий в супружеской жизни. — Собрание бесполезных фактов. — Господин Крюднер как патриот России. — Знакомый флигель в Замоскворечье. — Приятный сюрприз. — Штучки Адели. — Милосердный самаритянин. — Наконец-то появилось что-то веселенькое.
— Ну, и как тебе этот предприимчивый джентльмен? — спросила я у мужа, когда мы в извозчичьей коляске с поднятым верхом катили по Немецкой в сторону Елоховки.
— Не знаю, порадует ли тебя мое мнение, но мне он как-то не показался симпатичным. Да и слухи о его джентльменских манерах были явно преувеличены.
— Без сомнения. Я до сих пор не понимаю, почему барышни называют его именно джентльменом. Вероятно, забывшись, девицы используют первое попавшееся слово, что подвернется им на язык. На редкость неприятный субъект. Мой внутренний голос не раз подавал мне сигналы тревоги, пока мы находились в этом милом местечке.
— Дорогая, когда обычные люди начинают слышать голоса, хочется им посоветовать скорее бежать к психиатру.
Я сочла за благо пропустить мимо ушей эту клеветническую шутку. Но Миша тут же реабилитировался, продолжив:
— Однако твой внутренний голос — это редкое исключение. Как я успел заметить, на его слово можно положиться. А вот интересно — внутренний голос нашептывал тебе нечто конкретное или просто исполнял сигнал тревоги, как горнист на военных маневрах?
— Скорее нашептывал, причем о господине Крюднере особо лестных слов у него не нашлось.
— Да, благодаря визиту в Лефортово вечер получился на редкость неприятным. Слава Богу, хоть до рукоприкладства не дошло. Ты так меня запугала, что я все ожидал — не взыграет ли у тебя ретивое. А что в итоге нам удалось узнать? Первое — Лидию заподозрили в воровстве…
— Это чушь, — я сразу же отмела клеветнические измышления. — Полагаю, и сам Крюднер в это не верит. Просто он по какой-то причине захотел избавиться от своих служащих и выдвинул версию воровства, весьма подходящую, чтобы не ломать долго голову, под каким бы предлогом выставить с фирмы весь персонал. Дело щекотливое, и опровергнуть его слова трудно…
— Допустим, — согласился Миша. — Но он чего-то боится. И Лидия могла знать, что именно кажется ему опасным. Адвокат приходил к тебе за дневниками барышни явно по просьбе Крюднера.
— Необходимо прочитать дневники самым внимательным образом — может быть, и нам откроются его тайны.
— Крюднер строил какие-то намеки на тему собственной жестокости при пресечении наших потенциальных попыток предать его тайны гласности, — напомнил муж.
— Что ж, тем интереснее это сделать. Посмотрим на богатырскую удаль Крюднера в деле — так ли уж он страшен, как ему самому хочется казаться.
— Ладно, Бог с ним. Второй установленный нами факт из жизни пропавшей барышни — это наличие у нее некоего поклонника из числа чертежников. Жаль, что мы не спросили его адрес в суматохе.
— Ну, это дело поправимое. Адрес можно будет узнать у этого Германа Германа по телефону. Не думаю, что он откажет. Но только сдается мне, что поиски младшего чертежника — тупиковая ветвь в нашем расследовании. Лидия ведь не отвечала на его ухаживания. И вряд ли простой чертежник обладает столь изысканным воображением и столь дорогой фотографической камерой, чтобы сделать те пикантные снимки, что обнаружились в Лидочкином альбоме. А этот неизвестный фотограф, человек состоятельный и с развитым художественным вкусом, и вправду может оказаться ее возлюбленным…
— А почему ты так недооцениваешь чертежников? — возмутился Михаил. — Они известные ловеласы и дамские угодники, да и «кодаком» обзавестись при желании не такая уж проблема для чертежника. Я лично ставлю на то, что фотограф и чертежник одно и то же лицо, а Крюднер, как черствый и эгоистичный сухарь, просто не в курсе дел своих служащих.
— Что ж, проштудировав дневники, я, возможно, найду упоминание об этом господине с фотокамерой, как и о влюбленном чертежнике — вот тогда и посмотрим, сольются ли эти два образа в один.
Мы уже подъезжали к Арбату, когда мне в голову пришла еще одна важная мысль.
— Мишенька, мы ведь сегодня не ужинали! Я за всеми делами совершенно забыла о такой прозаической вещи, а ты, как верный рыцарь, сопровождаешь меня молча, хотя наверняка уже умираешь с голоду — мужчины гораздо нетерпимее к подобным мукам. Давай зайдем в «Прагу» и устроим себе маленький праздник — у сегодняшнего мерзкого дня должно быть какое-нибудь приятное завершение, чтобы примирить нас с жизнью. Думаю, после тяжких трудов мы заслужили право на столь невинное развлечение?
— Совершенно справедливо. Я всегда был уверен, что самое главное качество настоящей женщины — это ум. Дама, способная заниматься расследованием преступлений, руководствуясь собственными логическими выводами, — сама по себе подарок, но если она к тому же не забывает, что ее спутник голоден, и заботится о хорошем ужине — о! Такая женщина — просто сокровище!