Но, когда я восстанавливаю в памяти ее голос, слова начинают звучать по-другому. «Не знала, что буду делать, когда найду тебя», означает: «Не знала, как спасти одновременно и тебя, и файл». А другая фраза: «Но всегда желала спасти тебя» имеет такой смысл: «Всегда намеревалась спасти тебя».
Я трясу головой. Вдруг я просто манипулирую воспоминаниями? Это узнать невозможно. Все, что я могу теперь решить, это – верить Маркусу или нет.
Хотя он и поступал жестоко, наше общество нельзя поделить на «добро» и «зло». Жестокость не означает, что человек бесчестен, а отвага может быть у любого из нас. Маркус не хороший и не плохой, он – и то, и другое.
Ну, возможно, больше плохой, чем хороший.
Но вряд ли он лжет. Впереди я замечаю оранжевое пламя костра. Обеспокоившись, иду быстрее и вижу, что огонь горит в больших, в человеческий рост, чашах, стоящих на тротуарах. Между ними разместились лихачи и бесфракционники, на небольшом расстоянии друг от друга. Перед ними – Эвелин, Гаррисон, Тори и Тобиас.
Я обнаруживаю Кристину, Юрайю, Линн, Зика и Шону в правой части группы лихачей.
– Ты где была? – спрашивает Кристина. – Мы тебя искали.
– Пошла прогуляться. А что происходит?
– Они наконец-то решили изложить нам план атаки, – с нетерпением отвечает Юрайя.
– Ого.
Эвелин поднимает руки ладонями вперед, и бесфракционники умолкают. Они дисциплинированнее лихачей, у которых уходит еще секунд тридцать, чтобы утихомириться.
– Последние пару недель мы разрабатывали план атаки на эрудитов, – тихо говорит Эвелин. – Сейчас мы завершили его и хотим поделиться им с вами.
Эвелин кивает Тори, и та берет слово.
– Наша стратегия не точечная, а развернутая. Нет способа определить, кто из эрудитов поддерживает Джанин, а кто – нет. Безопаснее предположить, что все, кто ее не поддерживает, уже покинули штаб-квартиру Эрудиции.
– Всем нам известно, что сила Эрудиции не в людях, а в информации, – продолжает Эвелин. – В таком случае, мы никогда не освободимся от них, особенно учитывая, что многие из нас уязвимы перед симуляциями. Они использовали информацию, чтобы управлять нами и держать на поводке, слишком долго.
Крик, зародившийся среди бесфракционников, подхватывают и лихачи. Он объединяет толпу в единый организм, подчиняющийся одному мозгу. Я не знаю, что думать и чувствовать. Часть меня тоже кричит, прославляя уничтожение эрудитов, всех до единого, и всего, что им дорого.
Я смотрю на Тобиаса. Выражение лица непроницаемо, он стоит позади костра, и его плохо видно. Интересно, о чем парень сейчас думает?
– К сожалению, вынуждена сообщить следующее. Те, в кого выстрелили иглами с приемопередатчиками, остаются, – заявляет Тори. – Иначе эрудиты смогут в любой момент использовать вас в качестве оружия.
Некоторые протестующе кричат, но никто не удивляется. Все слишком хорошо знают, на что способна Джанин с помощью симуляций.
– Нам придется остаться? – со стоном спрашивает Юрайю Линн.
– Тебе, – отвечает он.
– Но ведь тебя тоже подстрелили. Я видела.
– Я – дивергент, помнишь? – отвечает он. Линн закатывает глаза, и он торопливо продолжает, видимо, чтобы снова не слушать теорию заговора относительно дивергентов. – В любом случае, могу поспорить, ты не проверяла. А шансы того, что она переключит тебя, уменьшаться, если она узнает, что подверженные воздействию не пошли в атаку.
Линн хмурится, обдумывая сказанное. Но снова выглядит радостной – насколько Линн вообще может быть такой, – когда Тори снова берет слово.
– Остальные разделятся на смешанные группы, из лихачей и бесфракционников. Одна большая группа попробует проникнуть в штаб-квартиру Эрудиции и прочесать здание, выводя его из-под контроля эрудитов. Несколько других небольших групп сразу же пойдут на верхние этажи, где разберутся с руководством Эрудиции. Они получат более точные указания позже.
– Атака через три дня, – устанавливает время Эвелин. – Подготовьтесь. Предстоит опасное дело. Но бесфракционникам не привыкать к трудностям…
И те радостно орут. Я вспоминаю, что именно мы, лихачи, всего пару недель назад критиковали альтруистов за то, что они дают бесфракционникам пищу и предметы первой необходимости. Легко ли они это забудут?
– …а лихачам не привыкать к опасности…
Все вокруг меня начинают махать кулаками вверх и кричать. Я чувствую этот голос у себя в голове и жар в груди от радости. Мне хочется орать вместе с ними.
Но лицо Эвелин слишком бесстрастно для человека, произносящего страстную речь. Оно напоминает маску.
– Долой эрудитов! – кричит Тори, и все начинают повторять вслед за ней, вне зависимости от фракций. У нас общий враг, но делает ли призыв нас друзьями?
Я замечаю, что Тобиас не присоединяется к общему крику, как и Кристина.
– Что-то тут не так, – думает вслух Кристина.
– В смысле? – спрашивает Линн, перекрикивая окружающий шум. – Разве ты не помнишь, что они с нами сделали? Подчинили нас с помощью симуляции и заставили стрелять в невинных людей, которых мы и знать не знали. Вынудили убить всех лидеров Альтруизма.
– Ага, – отвечает Кристина. – Просто… взять штурмом штаб-квартиру фракции и прикончить их, разве это не то же самое, что эрудиты сделали с альтруистами?
– Нет. Это не нападение из ниоткуда, ничем не спровоцированное, – возражает Линн.
– Ага, – многозначительно кивает Кристина. – Понимаю.
Я ничего не говорю. Ведь она права.
Я направляюсь к дому Итонов в надежде на тишину.
Открываю парадную дверь, поднимаюсь по лестнице. Дохожу до комнаты Тобиаса, сажусь на кровать и смотрю в окно. Лихачи и бесфракционники стоят вокруг костров, смеются и разговаривают. Но не перемешиваются. Их разделяет незримая линия.
Я наблюдаю за Линн, Юрайей и Кристиной. Юрайя машет рукой сквозь огонь с такой скоростью, что не обжигается. Но его улыбка больше похожа на гримасу, будто искаженная горем.
Через пару минут я слышу шаги на лестнице. В комнату входит Тобиас, снимает ботинки у входа.
– Что-то не так? – спрашивает он.
– На самом деле, ничего, – отвечаю я. – Просто раздумываю. Удивлена, что бесфракционники с такой легкостью пошли на сотрудничество с лихачами. Лихачи, мне кажется, никогда не проявляли к ним особой доброты.
Он стоит позади меня, тоже глядя в окно.
– Да, вынужденный союз, – соглашается он. – Но у нас одна цель.
– Пока. А когда цели изменятся? Бесфракционники хотят избавиться от системы фракций, а лихачи – нет.
Тобиас сжимает губы. Внезапно я вспоминаю разговор Маркуса и Джоанны, когда они гуляли по саду. У Маркуса было такое же выражение лица, когда он хотел что-то скрыть от нее.