Что если бы сейчас сказать «новому русскому» о матери, которая, уйдя в послушницы, приняла обет молчания?
Больше всего выводило из себя, что Закомарный с порога стал говорить Ярославу «ты» и по-свойски хлопать по руке, по плечу или называть дипломатом.
– Слушай, брат, а как ты тут обходишься без женщин? – спрашивал он, не стесняясь, что рядом кухарка. – Я так вообще не представляю! Дня не проживу. А ты как?
Конечно, это был «мужской разговор», однако Ярослав чувствовал, как этот шумный, избалованный и властный человек вторгается еще в одну охранную зону его души. И в отместку стал называть его только по имени и на «ты», хотя Овидий Сергеевич в отцы годился. О ночных ворах из Дворянского Гнезда Ярослав речи не заводил, ожидая, что сосед сам скажет – было подозрение, он и явился сюда, чтобы урегулировать этот вопрос. Но тот продолжал выдавливать информацию из Ярослава.
– Что-то я не пойму тебя, Слава. Закончил престижный институт, владеешь языками, а торчишь в заповеднике? Ты же не из Страны Дураков родом-то. Чего тебя сюда занесло?
– А нравится мне Страна Дураков, – дипломатично ерничал Ярослав. – Здесь никакого спроса. Ты ведь тоже не случайно купил себе резиденцию?
– Я с жиру взбесился, – изображал из себя жлоба Закомарный. – Захотелось чего-нибудь такого крутого, чтоб ни у кого не было. Княжескую усадьбу! Скажу по секрету, этих старперных генералов я отсюда вытряхнул, пусть по домам сидят и внуков забавляют медальками и эполетами… У меня свои заморочки, но ты-то что? Птичек любишь, что ли?
Ярославу не хотелось впускать его в дом, точнее, в мансарду на втором этаже, где хранились самые сокровенные вещи – саморучно написанные иконы Богородицы и ее скульптуры из дерева, но Овидий Сергеевич беспардонно влез вверх по лестнице, и тут с ним что-то произошло. Минут пять он был неподвижен – Ярослав видел только его спину и ноги в лестничном просвете. Стоял, как статуя, и когда наконец спустился, еще около часа был растерян, подавлен, не задавал дурацких вопросов, а только хлестал коньяк и не пьянел.
Потом расслабился и спросил:
– Слушай, продай мне эти портреты? Я тебе хорошие деньги заплачу!
– Во-первых, это не портреты. Во-вторых, здесь не иконная лавка.
– Ну прости, прости, брат… Тогда подари. Ты же птичек любишь, зачем тебе столько одинаковых портретов? А я бы у себя в Гнезде повесил. Ты же пилот, тебе летать нужно – не на картины смотреть!
Богородичные иконы относились к третьему периоду жизни, а второй был особый, когда Ярослав не знал, куда себя деть, и получил прозвище Пилот.
После первого курса Ярослав было дернулся с переводом в МГУ на биологический факультет, но мать и тут вмешалась, желая почему-то вырастить из сына дипломата и никого более. Он втянулся в учебу и страдал от скученности общежитской жизни, где, по его разумению, вообще вредно жить нормальному человеку. Не сказать, что он стал там белой вороной, однако наперекор существующим правилам – все-таки готовили будущих дипломатов! отпустил кержацкую бороду лопатой, не носил галстуков, и когда предусмотрительные сверстники уже на втором курсе стали подыскивать себе невест в приличных домах, чтобы к пятому жениться (для посольского работника по тем временам – очень ответственный этап), Ярослав увидел над Москвой спортивный самолет и помчался в Тушино, учиться летать.
Об этом Закомарный знать не мог, но выяснилось, что и этот период биографии ему известен, как и многое другое. И тогда у Ярослава закралось подозрение, что новый сосед специально интересовался его судьбой.
– А хочешь, самолет тебе подарю? – вдруг спросил Закомарный, когда уже выпил бутылку коньяка. – Ты мне портреты, я тебе – самолет? Можешь принять такой подарок?
– Не могу, – отрезал Ярослав. – Я что тебе, женщина, чтоб подарки принимать?
– Да ладно, хочется ведь! Соглашайся, пока добрый!
– Не хочу летать, хочу по земле ходить…
– Ладно тебе, не хочет он! Жалко свои картины? Для соседа пожалел?
– Овидий, ты широкий мужик, но на сегодня я прием закончил, – разозлился Ярослав. – Честь имею! Будь здоров!
– Это что, нас выставляют? – спросил у телохранителей Закомарный. – Мы со всей душой, а нас – за порог?
Те молчали, бдительно наблюдая за всеми передвижениями вокруг стола на траве.
– Ладно, выставляют – поедем! – вдруг согласился он. – А ты молодец, боярин! Ну, давай. Давай!.. Только картины я все равно у тебя возьму. Куплю, украду или сам подаришь. Но ради Бога, послушай меня: не показывай их никому, понял? Ни под каким предлогом! Ни одной картинки! Ни одного портретика!
– Это иконы! – разозлился Ярослав. – Ты что, разницы не видишь?
– Нет, брат, это не иконы… Картины это, портреты. Овидий Сергеевич включил душ, еще раз всполоснул голову и напился.
– Почему ваши люди Воруют воду? – вслед спросил Ярослав. – Если вам нужно, приходите и берите в открытую. Только не воруйте!
Это было как пинок под зад.
Закомарный поклонился на первой ступеньке лестницы.
– Исполать тебе, боярин! Спасибо за хлеб-соль да за ласку! Это у тебя портреты! Портреты! И не спорь со мной!
И ушел, гордо неся седеющую и лысеющую голову. За ним потянулись телохранители и последней – кухарка с корзиной, изящно ставя маленькие ножки в туфельках на звонкие плиты ступеней…
Но и после отъезда хозяина Дворянского Гнезда Ярослав еще долго ходил по своему Скиту и, как заведенный, продолжал спорить с Закомарным и мысленно отвечать на его вопросы. Только этого никто не мог слышать…
Летать он научился очень скоро, учеба в институте пошла в ущерб высшему пилотажу. Стало наплевать на все, в том числе и на невест, женитьбу, личную жизнь, потому что Ярослав не мог побороть себя и забывал все на свете, когда садился в кабину, задвигал фонарь и начинал первый радиообмен на запуск двигателя. Тогда у него и родилась мысль поступить в училище военных летчиков. Он тайно стал готовиться, проходить комиссии и собирать документы, но был пойман проректором, другом матери, и началась вправка мозгов.
Он сам понимал, что держится в институте только благодаря связям матери, она при встречах настоятельно советовала ему взяться за ум, бросить юношеские глупости, наконец, найти девушку и жениться даже ради карьеры. Мало того, она намекнула, что пока сын не женится, она не может принять постриг и будет ходить в послушницах. Ярослав пообещал и начал даже приглядываться к девушкам – студенткам, летчицам-спортсменкам, парашютисткам… Но отчего-то ни с кем не завязывалось таких отношений, чтобы он мог закрыть глаза и сорваться в штопор. Все получались мертвые петли: перевернулся через голову, и опять горизонтальный полет.
Поиск продолжался до тех пор, пока однажды ночью на пустой лестнице черного хода к нему не явился призрак. Надо сказать, перед этим несколько дней подряд Ярослав не уходил с аэродрома: закончилась весенняя сессия, настала полная свобода, и началась подготовка к зональным соревнованиям. Отрабатывали сложный групповой пилотаж, где требовались невероятная собранность, внимание и чувство дистанции. Так что возникновение призраков не исключалось…