– Заместитель директора заповедника по научной работе, – представился Ярослав, не испытывая зла или неприязни, хотя только сейчас обнаружился урон, нанесенный пленницей: на снегоходе было разбито все пластмассовое и стеклянное, у мотоцикла фара вдребезги и провода вырваны, но самое печальное и смешное – тряпичные крылья дельтаплана изрезаны в лоскутья!
Только свои байдарки пощадила…
– Ты похож на волка, – заключила она, – на волка-одиночку.
– А ты на рысь, – парировал Ярослав, закрывая двери. – Посмотрись в зеркало.
После этого диалога он не мог заснуть и ходил возле склада, как голодный зверь, от несгибаемой мужской тоски мысленно рисуя самые безрассудные картины. И наконец не сдержался, отомкнул замок, вошел к пленнице, и она сразу все поняла.
– Ты этого не сделаешь, – готовая сорваться в истерику, проговорила женщина. – Ты же не волк… Ты же человек! Не делай этого! Не надо, пожалуйста!
– Я отпущу тебя, – пообещал он. – Утром покажу прямую дорогу, провожу…
– Не могу… Даже за свободу не могу. – Она забилась в угол, под рваные крылья дельтаплана.
Ярослав сел у стены, нахохлился и замер: решительность пленницы отрезвляла.
– Правда, не могу, – прошептала, приподняв лохмотья. – Ну почему обязательно… так? За свободу, за деньги, за тряпки?.. Почему?!
– Прости, – выдавил он. – Не хватило силы… Ночь, одиночество. Потерял контроль.
Она выбралась из своего угла, присела чуть в сторонке.
– Даже имени моего не спросил! Как же так? Почему?
– Буду звать тебя Пленницей.
– Как? Пленницей?.. Впрочем, да, я твоя пленница. Но это не значит твоя рабыня!
– Завтра уйдешь, – проговорил Ярослав. – Сама уйдешь, напрямую через кряж, чтобы егеря не задержали. Выйдешь к мосту через Маегу, там поймаешь машину…
– Просто так уйду? Ты меня отпускаешь?
– Да, просто так…
– А можно сейчас уйти?
– Можно… Только ночь, как ты пойдешь? А идти надо по осыпям, к тому же здесь зона глубинного разлома. Старожилы говорят, идет, идет человек, вдруг земля раскроется – и нет его.
– Странный ты парень, – вздохнула Пленница. – Волк, но не злой.
– Кто сказал, что волки злые? С точки зрения овцы – да. А если у них такой образ жизни?
– Понимаю, ты осатанел от одиночества.
– И давно…
– Что же тебя держит здесь? Работа?
– Мне здесь хорошо, а одиночество я люблю и ненавижу.
Она помолчала и, кажется, улыбнулась в темноте.
– Я тоже люблю его и ненавижу. А еще – риск люблю и ненавижу. Свободу. И мужчин. Все люблю и ненавижу.
Она молча сняла свитер, майку и бюстгальтер, легла на груду старых сетей, холодная и равнодушная, будто на операционный стол.
– Подойди ко мне, – попросила через некоторое время, – Что же ты?..
Ярослав встал и вышел из сарая, не замкнув дверь.
– Почему ты ушел? – кричала Пленница из-за двери. – Кто ты такой? Я не верю!.. Ты что, импотент? Не можешь? Или идейный? Эй, мужчина? Идейный, что ли? Эй?! Ты же хотел меня?!
Он хотел сейчас одного – чтобы она исчезла на рассвете, чтобы не видеть ее днем, как будто ничего не было. Искупавшись под ледяной водой, он пошел спать, а чтобы Пленница не зашла в терем, если вздумается ей попрощаться, он запер дверь на засов и неожиданно спокойно и быстро заснул.
Она не исчезла на рассвете, и когда Ярослав выбрался утром на балкон, увидел Пленницу, собирающую цветы.
– Можно я останусь? Ненадолго? – попросила она. – Поживу в этом сарае? А тебе мешать не буду! Наоборот, помогу! Я все умею.
– Живи, – согласился он, скрывая неожиданную радость от такого ее решения и совершенно забыв, что о Пленнице знают в милиции Усть-Маеги и скоро приедут, чтобы забрать.
Он взял полотенце и пошел умываться под свой душ. А Пленница бежала впереди и рассыпала цветы по ступеням.
– Что это значит? – смутился Ярослав. – Зачем ты это делаешь?
– А хочется! Хочется так! – капризно воскликнула она, однако получилось хрипло, по-вороньи.
Потом, когда он умылся и вылез из-под ледяной воды, она вдруг схватила его руку в свои ладони, восторженно огладила, зашептала:
– Какие у тебя руки! Боже, какие удивительные руки!
Он не знал, как относиться к ее словам, потому что руки у него были грубые, заскорузлые от воды и работы. Но Пленница прижала его ладонь к своей щеке, закрыла глаза.
– Это настоящие мужские руки…
Он сводил ее на Зимнее озеро, показал царских лебедей и научил, как вести себя, чтобы птицы не боялись и подпускали на расстояние вытянутой руки, давали себя погладить.
Потом еще одну ночь они проговорили шепотом – голос у Пленницы никак не восстанавливался…
Утром у Ярослава родилась сумасшедшая идея: оставить ее в Скиту. Не открывая глаз, он лежал и думал, а вдруг это пришла Она – та самая женщина, что грезилась ему в коридорах институтского общежития? Пусть нет у нее длинных каштановых волос, пусть не такая высокая, пусть явилась без белых одежд и не сама пришла – была поймана как пленница; все это условности, необязательная символика, ибо в жизни происходит все по-житейски обыденно.
Он думал так и сам себе противоречил, доказывая, что все это блажь, морок, что она привлекательная, умная, сильная и надежная, но совсем нет чувств, от которых бы перевернулась душа. И что есть предчувствие, что вместе с солнцем может прийти отрезвление…
Еще была мысль сводить ее в мансарду и показать свои иконы. Что, если узнает на них себя?..
Отрезвление пришло намного скорее.
На восходе он пришел в сарай и осторожно присел возле спящей Пленницы, стараясь разгадать, Она это или только ее призрак, но так ничего и не разгадал, случайно разбудив ее. Сонная, она взяла его руку, положила под щеку, приласкалась к ней и снова уснула.
А спустя час, когда пришло время обязательной радиосвязи с базой, начальник милиции сообщил, что через три-четыре часа в Скит вылетает следователь на попутном вертолете и что желательно собрать всех свидетелей происшествия, то есть егерей, и приготовить к отправке подозреваемую, захваченную на месте преступления.
Остальных байдарочников так и не нашли, хотя милиция заверяла, что весь район перекрыт и никуда они не денутся.
Ее нужно было спасать, независимо от того, кто она…
Ярослав вынес из склада двухместную складную байдарку, взвалил на спину и, взяв Пленницу за руку, повел напрямую, через горы, к озеру, откуда вытекала самая длинная протока и впадала в реку Маега. После пятичасового марш-броска – вертолет со следователем давно протарахтел в сторону Скита Ярослав вышел к цели, сел в байдарку и спустя несколько часов остановился под мостом через Маегу.