Но потом звуки стали удаляться. Как я и предполагала, мой приказ: «Стоять!» – был проигнорирован. Я быстро пошла, а потом побежала за удаляющимся шумом, прорываясь сквозь кусты. На то, что ветки царапают мне лицо и руки, не приходилось обращать внимания. Тот, кому знакомо чувство охотника в момент опасной погони за дичью, смог бы меня понять. Это неподвластное разуму чувство древнего хищнического азарта ведет тебя все дальше и дальше, преследование превращается в увлекательную и, может статься, смертельную игру, кровь в жилах бурлит, и вот так вдруг остановиться, чтобы уйти восвояси ни с чем, просто невозможно.
И тут я увидела объект своего преследования – человеческую фигуру, быстро мелькавшую среди деревьев, исчезая на время в тени, где тьма сгущалась, и вновь, на доли секунды, возникая на освещенных луной местах…
Фигура казалась странной. Похоже, человек бежал размеренной рысью, но в его беге было что-то ненормальное. Одно можно было сказать с уверенностью: он не плыл над травой, как положено духам, а именно бежал, тяжело ступая по грешной земле, проламываясь на ходу сквозь кустарник, оставляя острые обломки сучьев, царапавшие меня до крови.
Значит, подозревать это существо в бестелесности и нематериальности у меня не было никаких оснований. Вот так-то! Это не пришелец из мира иного, а обычный человек! Привидение наверняка просочилось бы сквозь кусты, как облачко, или растаяло бы, как то же облачко, на моих глазах, оставив меня с носом.
Предаваясь таким утешительным размышлениям, я не заметила мощный еловый корень, торчавший из земли, споткнулась и с размаху упала, ударившись головой о пенек.
Боль от удара была столь сильной, что я не сразу смогла подняться. А удалявшийся шорох, на звук которого я неслась, как гончая собака, затих вдалеке окончательно. Продолжать преследование не имело смысла – стало совершенно непонятно, куда дальше бежать.
Проклятье! Мерзавцу удалось от меня скрыться…
Потерпев позорное фиаско, я встала и с досадой отряхнула с халата палую хвою и кусочки мха. Пришлось все-таки ни с чем возвращаться обратно к воротам усадебного парка. Дорогу из леса я нашла впотьмах не без некоторого труда – в пылу погони никому не пришло бы в голову замечать вехи на пути, и я не была исключением. Но все же, несмотря на темноту, мне удалось выйти в нужную сторону.
У входа в парк я обнаружила лежащую на траве под оградой Аню и отчаянно рыдающую над ней няньку. Невесть откуда взявшийся криворогий козел с обрывком бечевы на шее с интересом наблюдал эту картину, пощипывая листики с ближайшего куста разросшегося и одичавшего жасмина.
Что ж, может статься, для Ани все обернулось не так уж и плохо – в критической ситуации лучше упасть в обморок, чем сойти с ума, что порой случается с дамами, наделенными чересчур богатым воображением.
К сожалению, у меня не было ни нюхательной соли, ни нашатыря, ни уксуса, и приводить Анюту в чувство пришлось старым испытанным способом – хлопая по щекам.
– Что, что это было? – прошептала она, очнувшись и разлепив наконец глаза и губы.
– Не знаю. Наверное, некий дух из тех, что здесь водятся в изобилии, пытался заманить меня в лес, – ответила я, не проявляя должной серьезности. – Но я вовремя прекратила преследование, и он убрался восвояси.
– А эта мерзкая дьявольская рожа с рогами, что выглянула из-за забора? – спросила Аня.
Я оглянулась в поисках кого-нибудь, подходящего под данное описание, и наткнулась взглядом на козла.
– Ты не его имеешь в виду?
Анюта воззрилась на козла с таким ужасом, словно это и вправду было воплощение нечистого духа.
– Леля, как ты думаешь, а дьявол не мог превратиться в козла, чтобы нас запутать? – наконец промямлила она, крестясь.
Ничего более дурацкого в данных обстоятельствах и выдумать было невозможно. Но что делать, надо терпимо относиться к бредовым идеям бедняжки, чью психику постоянно тревожат все новые и новые потрясения.
– Сейчас проверим, – пообещала я, швырнув в сторону козла камушек. – А ну, пошел вон!
Обиженно заблеяв, сатанинское отродье оставило в покое обглоданный жасмин и потрусило по траве вдоль забора куда-то в туманную даль.
– Вот видишь, самый обычный козел, – успокоила я Анюту. – Согласись, дьявол так просто не сдался бы и не позволил себя посрамить. Ты в силах подняться? Пойдем-ка к дому. Я, честно говоря, сильно ударилась головой и хотела бы приложить холод к ушибу, пока шишка не слишком большая. Такие украшения, как шишки, мне, по-моему, не к лицу.
Услышав мои слова, Аня снова испугалась.
– Леля, не будь легкомысленной! Травмы головы – дело серьезное. Ушибы черепной области могут быть очень опасны! Если ты чувствуешь головокружение, сразу ложись!
– Какое счастье, что в начале войны ты успела окончить курсы сестер милосердия! Теперь будет кому оказать мне квалифицированную помощь! Ну так что, Анечка, пойдем к дому или еще на полчасика приляжем здесь, у дороги?
Мы двинулись по темным аллеям к крыльцу усадьбы, сопровождаемые няней, громко причитавшей и желавшей неизвестному врагу, скрывшемуся в ночной чаще, разнообразных напастей. Пожелания были столь хитроумными, что несомненно представляли бы интерес для фольклористов. Граф Уваров со товарищи сильно бы возрадовался, пополнив этнографические коллекции, но, увы, ученого графа не было среди нас.
Меня же лично поразила фраза: «Чтоб его, аспида проклятущего, нутряной червь ел отныне и до века!»
Сильно сказано. А вид у доброй старушки совсем не кровожадный…
Мы еще не успели как следует углубиться в парк, как от ворот нас кто-то окликнул. Голос был обычный, без сатанинских нот и даже не лишенный приятности, но после всех нынешних событий внезапно прозвучавший в темноте мужской баритон показался мне столь страшным, что я вздрогнула, выпустив подол своего халата, и так уже мокрый от ночной росы. Правда, на то, чтобы взять себя в руки, много времени мне не понадобилось.
Оправившись от испуга, я невольно пришла к мысли, что еще пара недель безмятежного отдыха в этом дивном лесном местечке – и нас всех можно будет размещать в палатах желтого дома…
Впрочем, сейчас там нет свободных мест – с фронтов везут контуженых, потерявших память и сошедших с ума в газовых атаках военных.
– Елена Сергеевна, это вы? – продолжал вопрошать ночной прохожий, оказавшийся одним из пациентов гиреевской лечебницы, тем самым иконоликим поручиком, перстень которого был украшен мертвой головой. – Я гулял неподалеку, услышал крики, а потом выстрел… Кинулся по фронтовой привычке на звук стрельбы. Что здесь случилось и кто стрелял?
– Стреляла я. В воздух. Для устрашения неведомого врага. А что случилось, мы, признаться, и сами толком не знаем. Нас с Анной Афанасьевной тоже встревожили крики, я в темноте побежала с оружием на звук, но никого не поймала, не нашла и ничего определенного сказать вам, к сожалению, не могу.