Мы с молодой хозяйкой рассеянно слушали, но тревожило нас, признаться, совсем другое. Бог с ними, с левкоями… Я после крайне неудачной попытки задержать неизвестного злодея и всех последующих событий чувствовала себя не в состоянии предаваться беззаботным беседам о старых добрых временах.
Анна, также не отвечая на слова няни, заговорила со мной о ночных приключениях, причем ее воспоминания до такой степени совпадали с моими собственными, что никаких сомнений не осталось – ночью нам ничего не почудилось, мы и вправду услышали крики и кинулись из дома на помощь неизвестной жертве, а по возвращении я оказалась замурованной в винном погребе… Это был не сон, а жестокая реальность!
Тут уж и няня включилась в разговор и заговорщицки сообщила, что, вернувшись ночью в дом, почти до утра не спала, вставала с постели, ходила по комнатам и ей «чегой-то поблазнилось».
Слушая ее, я заранее догадалась, что именно «поблазнилось» старушке – мужская фигура на лестнице, ведущей в прихожую… Я ведь и сама лицезрела ночного гостя, спускавшегося в темноте с чердака.
Няня же долго мялась, прежде чем решилась признаться, что видела мужчину, спускавшегося сверху.
Боюсь, житейский опыт ехидно подсказывал старушке, что неизвестный господин направлялся к входным дверям отнюдь не с чердака, а со второго этажа, где находились хозяйская и гостевая спальни. Но, с другой стороны, ей больше нравилось считать незнакомца привидением, нежели живым человеком, возвращавшимся с романтического свидания с одной из обитавших в доме дам…
– Я ж себе думаю, – объясняла она, – не может такого статься, чтоб по нашему дому мужики так запросто шастали! Ежели их, касатиков, где и принимают по ночам, то только не у нас. У нас и белым днем, почитай, не бывает гостей мужеского полу… Так стало быть, поблазнилось…
Няня помолчала, отодвинула от себя чашку и заговорщицки прошептала:
– Как бы оно не это… не дедушка Анночкин, старый хозяин. Его дух-то, случалось, пошаливал в доме. Граф в прежние-то времена, как с турецкой войны его, сердешного, привезли в гробу, являлся… хаживал тут по комнатам… Так как бы он снова за старое не взялся. Не к добру это, ой не к добру, ежели покойник видится… Надо бы святой водой по углам окропить, а то бабку Сычиху позвать, чтобы кажную комнатку отчитала наговорами. Коли двери в доме заговоренные, так нечистой силе в них нипочем не пройти…
Мы с Аней тут же заинтересовались, что же это за Сычиха такая, что запросто управляется с нечистой силой.
Оказалось, это местная достопримечательность, некто вроде сельской знахарки или ведуньи, Меланья Сычева. В ведовстве подозревали и покойную мать Меланьи и даже ее бабку, поэтому уже не первый десяток лет жители окрестных сел обходили женщин из этого рода стороной.
В молодости Меланья отличалась редкостной красотой, рано ушла из дома, перебралась в усадьбу, где служила в горничных у самой барыни, хозяйки Привольного (речь шла как раз о бабушке Анны, ей юная Малаша и прислуживала). Графиня называла ее по-благородному Милой, одевала по моде и приучила читать французские романы. Мила-Малаша относилась к числу самых доверенных слуг и находилась при барыне почти неотлучно.
Когда графиня овдовела, помутилась с горя рассудком и стала проводить дни и ночи в попытках вызвать дух покойного мужа, Меланья помогала ей в этих опасных делах, а потом вдруг оставила барские хоромы, забросила и романы и модные шляпки, вернулась в лачугу матери-колдуньи и переняла от нее ведовские секреты. После чего мать вскоре померла (сказывают, как колдунья мастерство свое передаст, так и дух вскорости испустить должна – на земле ее больше ничто не держит), а Меланья как-то враз превратилась из молодой красавицы в старуху, стала избегать людей и проводить дни за сбором трав и кореньев и варевом колдовских зелий…
На деревне ее сильно боялись, но господа, видать, по старой памяти относились к знахарке хорошо. Когда ее лачуга совсем разрушилась, отец Анны позволил Меланье Сычевой переселиться в сторожку на окраине усадебного парка, где она с тех пор и проживает, почти не видя людей.
Но те редкие смельчаки, кто рискнул просить у нее помощи, говорили, что бабка Малаша никому не отказывает, помогает и денег не берет, разве только калачик или пяток яиц от просителя примет, а зла от нее никому не было.
– Схожу к Меланье, – решила няня, – вареньица ей снесу и скажу: «Не взыщи, матушка, что беспокою, но только молодую хозяйку, внучку твоей барыни покойной, совсем морок проклятый замучил. Помоги бедной вдовице, матушка, не отказывай! » Авось придет, заговорит дом-то!
Слушая няню, я не могла отделаться от ощущения, что оказалась в сказке, только сказка эта немного страшная.
Сидя в Москве в своей квартире на Арбате и наслаждаясь всеми благами цивилизации, я и представить не могла, что стоит отъехать на какие-нибудь сто верст, и меня окружит нечто древнее, отдающее глубоким Средневековьем. Прямо Берендеево царство!
Надо же, идет второе десятилетие XX века, через какие-нибудь восемьдесят пять лет новое тысячелетие начнется, а мы тут при свечах будем ведовскими заговорами заклинать старую усадьбу, чтобы не впускала под свои своды нежить!
Ой, надо поскорее заняться практическими делами, пока я окончательно не переселилась в некий астральный мир. Бытовые проблемы обычно хорошо отвлекают от сверхъестественных. Да и Аню не стоит оставлять одну в этом «зачарованном» месте. Ее тоже лучше бы отвлечь на приземленные темы…
– Анечка, ты хотела мне помочь в делах гиреевской лечебницы, – напомнила я. – Давай-ка сходим вместе в Гиреево, посмотрим, все ли там идет как надо. Я ведь обещала Варваре Филипповне следить за порядком в ее санатории. Прогуляемся заодно, подышим лесным воздухом…
– Ты что, хочешь пойти пешком через лес? – спросила Аня с непонятным ужасом в голосе.
– А что? Тут напрямик до Гиреево совсем близко, и погода сегодня чудесная.
– Леля, ради бога, только не по лесной дороге, умоляю тебя! Лучше поедем на лошади по большаку – там хоть люди нет-нет и встречаются, все-таки не так страшно будет. Пешком по лесу я ни за что не пойду!
Я не стала ничего возражать – жизнь в Привольном хоть кому испортит нервы, неудивительно, что Аня стала такой пугливой.
В каретном сарае нашлась какая-то древняя коляска (наверняка помнившая покойного графа-славянофила кудрявым мальчиком), в эту колымагу запрягли не менее древнюю кобылу, настоящего одра, давно мечтавшего о покое, и призвали откуда-то старичка в армяке, с большим трудом взгромоздившегося на высокие козлы.
Пока нам готовили экипаж, я решила сделать еще одно небольшое и ни к чему не обязывающее дельце – снова опустить руку в вазон, украшавший крыльцо, чтобы проверить, не прибавилось ли в нем чего-либо новенького.
Странно было надеяться, что, например, пропавший ключ от двери вернется туда сам собой, но все же… Все же… Мало ли!
И мне удалось-таки нащупать в вазоне с нимфами кое-что кроме засохших листьев и мелкого сора.