Аня тут же вцепилась в медальон и долго рассматривала портреты, смахивая с глаз слезинки.
– Я знала, знала, что они не оставят меня своей заботой, – прошептала она, поглаживая портреты пальцем.
– Осталась совершеннейшая мелочь, – подытожила Леля, – догадаться, какое именно место изобразил твой дедушка на своем плане. Ему-то оно казалось просто очевидным, раз он не снабдил рисунок комментариями. Видимо, мужчины из вашего рода были хорошими мужьями – оба указывают на то, что место тайника с сокровищами известно их любимым женам. А привело это и в одном и в другом случае лишь к тому, что много лет спустя внуки должны разыскивать ценою немалых трудов драгоценности, заботливо спрятанные неизвестно где…
Но никаких предположений насчет дедовского тайника дамы выдвинуть не успели. Вечер открытий и догадок оказался прерванным на самом интересном месте.
– К вам господа офицеры из Гиреево пожаловали! – объявила поднявшаяся на второй этаж няня.
– Пока ни слова о наших находках никому из посторонних, – предупредила Елена Сергеевна.
Анна собралась было сразу спуститься вниз, но Леля предусмотрительно попросила ее спрятать старинную тетрадь и бумагу с планом деда в ящик стола и запереть ящик на ключ.
– Спрячь ключик в какую-нибудь шкатулку, да не забудь, куда ты его убираешь. Не исключено, что это очень большая ценность, – предупредила она. – Анечка, а теперь, если тебе не трудно, спустись к гостям и прими их сама. Я должна привести себя в порядок после путешествия на чердак. Подойду в гостиную позже.
Как оказалось, штабс-капитан Салтыков, напуганный моим рассказом о пропавшем невесть куда ключе от дверей привольнинского дома, решил позаботиться о вдове своего покойного сослуживца. Он сходил в село, приобрел в скобяной лавке самый надежный замок из тех, что были там в наличии, и привел молоденького подпрапорщика, имевшего в мирной жизни технические навыки, чтобы тот врезал замок в дверь усадьбы.
Подпрапорщик был очень юным, худеньким и низкорослым, в штатском платье он выглядел бы совсем мальчишкой. Но поскольку юные годы, невысокий рост и ничтожный чин компенсировались великолепным, сшитым у хорошего портного щегольским мундиром, мальчик был преисполнен собственного достоинства, да и работал с ловкостью, выработанной долгой практикой.
Кажется, до войны он учился в Высшем техническом училище и одновременно заправлял делами в механических мастерских своего отца, потом добровольцем в качестве вольноопределяющегося пошел на фронт и теперь, получив свой первый маленький чин, мечтал об офицерской карьере.
Когда я, наскоро вытащив из волос клочья паутины и поплескавшись в тазу холодной водой из кувшина, чтобы смыть пыль (увы, и в роскошном доме можно жить без всякого комфорта), спустилась вниз к гостям, работа по установке замка оказалась в полном разгаре. Но на крыльце никого, кроме трудившегося со стамеской молодца, не было.
Анна и Валентин куда-то делись…
Я и прежде замечала искры взаимного интереса, непроизвольно мелькавшие между юной вдовой и штабс-капитаном. Меньше всего на свете мне хотелось мешать зарождавшемуся чувству, и я не стала их разыскивать.
Вскоре стало смеркаться, и нужно было посветить керосиновой лампой подпрапорщику, не успевшему окончить работу до захода солнца. Мальчику следовало помочь, тем более что перспектива провести нынешнюю ночь в надежно запертом доме, все ключи от которого будут в распоряжении владелицы имения и никого более, казалась мне весьма радужной. Как приятно будет оставить с носом пронырливых призраков!
Анна и Салтыков, увлеченные беседой, вышли из темной аллеи парка как раз тогда, когда работа была завершена и я собиралась, приняв на себя обязанности хозяйки, напоить чаем юного подпрапорщика, оставленного на мое попечение.
Надо сказать, появление этой пары было обставлено с неподражаемым вкусом – ни дать ни взять сцена из чеховской пьесы. Ах сад мой, ах бедный сад мой!
Валентин очень хвалил красоту старого парка. Накануне, появившись в Привольном вместе с поисковой командой, когда все внимание было приковано к найденному в лесу мертвому телу несчастной сестрички, он не успел как следует рассмотреть все своеобразие этого поэтического уголка. (Интересно, неужели сейчас, в сумерках, парк предстал перед пытливым штабс-капитаном во всем великолепии или Валентин просто дофантазировал то, чего не увидел?)
– О да, парк очень красивый и своеобразный, – светским тоном прожурчала я в ответ, чопорно отпивая глоточек чая, словно эта тема была вполне естественной и весьма важной. – Если бы еще пригласить садовника, чтобы разбил клумбы, подрезал кусты и выкосил газоны… Впрочем, и в запущенных уголках есть своя прелесть.
В гостях офицеры не засиделись – время было уже позднее. Выкушав по стакану чая и перекинувшись с нами парой фраз, они откланялись – им ведь еще нужно было пройти лесом версты две с гаком до Гиреево… Ночных прогулок они в отличие от нас не боялись – напасть в лесу на вооруженных военных, рискуя получить пулю из нагана, наверняка ни один душегуб не решится.
Мы, попрощавшись с гостями, тоже разбрелись по комнатам – сегодняшний день, как и все предыдущие, был слишком плотно наполнен событиями, а ведь усталому человеку нужен хоть изредка полноценный отдых. Я лично чувствовала определенный дискомфорт от хронического недосыпания и постоянного нервного напряжения.
Господи, когда я вернусь из этого тихого лесного уголка в военную Москву, я прежде всего улягусь спать и просплю сутки напролет, не вставая.
Недолго предаваясь столь сладким мечтам, я тут же стала обдумывать два очень важных, хотя и менее приятных вопроса – завтрашнюю беседу с прибывшим из Москвы сыскным агентом, которому я собиралась рассказать во всех подробностях о происходящих в имении событиях, дабы он сам мог отобрать факты, важные для расследования, и загадочный план дедушки-славянофила (поди-ка догадайся, что там изображено?).
Поскольку эти вопросы никак не соприкасались между собой, мне приходилось прыгать мыслями туда-сюда – от следователя к дедушкиному плану и обратно, и мыслительный процесс шел не так гладко, как могло бы показаться со стороны.
Кто знает, какие чудеса проницательности я бы продемонстрировала и до каких высот логики добралась на этом непростом пути, но меня сморил сон – усталость взяла свое.
Господи, только оказавшись в чрезвычайных обстоятельствах, когда полноценный сон становится для тебя недоступной роскошью, начинаешь его по-настоящему ценить. И сколь же горьким было мое пробуждение, когда среди ночи я услышала возню, крики и треск сучьев под окнами! Похоже, там кого-то били.
Увы, если я и питала надежду как следует отдохнуть, то надежда эта оказалась беспочвенной… Я понимаю, что в каждом уголке необъятной матушки России существуют свои собственные традиции, но привольнинскую традицию регулярно не давать людям выспаться, одобрить никак не возможно. Более того, со всей ответственностью заявляю, что я категорически против подобных обычаев!