Хранитель очень устал. Ему было грустно, этот мир потерял для него почти всякий интерес, он отрывался от действительности все больше и больше. Он знал, что должен продолжать выполнять свое нынешнее призвание, но с каждым днем делать это было все труднее и труднее. Хранитель уходил в свой замысел, не в силах противостоять своему главному предназначению. Такое уже случалось, не с ним, с другими, но каждый раз находился какой-нибудь выход.
Выход был и у него. Нужное ему создание преодолело немыслимый лабиринт развилок, оно уже рядом, но все еще далеко. Завтра путь его снова разветвляется, возможность может потеряться навсегда, но Хранитель знал: этого не произойдет, ведь он сам помог собрать игрушки. Однако даже это знание не могло преодолеть скуку и отчаяние, терпеть ленивый ход времени становилось все труднее и труднее, ведь созревший замысел сиял перед его взором во всей своей первозданной красе и требовал немедленного воплощения.
Крошечный чистильщик скатился на пол из какой-то сырой щели в стене. Глаз зверька сиял диким восторгом, он увидел Бога! Запищав от радости, нур бросился к Хранителю и потрясенно замер, глядя, как огромный глаз рождает слезу. Налившись влагой, она сорвалась вниз, упала в Колодец, медленно опустилась на дно, застывая блестящей риалой.
Опешивший нур оглядел стены, скрытые порослью плесени, гроздья грибов, высыпавшие на потолке, кучи гнили во всех углах зала. Зверек застонал – ему никогда не справится в одиночку с таким запустением. Сев возле головы Бога, он горько заплакал, разделяя его печаль.
Робин стоял на стене немного левее от надвратной башни. Он смотрел, как враги готовятся к штурму. Спешенные воины выстраивались колоннами, перед ними толпились ополченцы с лестницами, их прикрывали нуры с огромными щитами, в эту же линию становились охотники и ополченцы с пращами. Осадные машины уже медленно ползли вперед.
В Ноттингеме никто не бил тревогу, все заняли свои места с рассветом. Люди не завтракали, мало кто мог сейчас думать о еде, да и на полный желудок тяжело переносятся раны в живот. Все надели чистую, белую одежду, на которой санитарки легко увидят кровь и по ней найдут опасные раны. Каждый защитник получил по чаше с вином, успокаивая тревогу и заодно причащаясь, возможно, в последний раз. Утро было довольно морозное, но никто не мерз, все стояли молча, делать им было уже нечего, все приготовления давно закончены.
Затрещали механизмы камнеметов, давая первый залп. Робин с сожалением проследил за его почти нулевыми результатами. На одной осадной башне оторвало колесо, но деловитая обслуга кинулась исправлять повреждение, ясно было, что не пройдет и часа, как машина вновь двинется вперед. Развернувшись, вождь прошел в башню, спустился вниз.
– Ну как? – тревожно спросила Сата.
– Нормально, – улыбнулся Робин. – Мы повредили одну машину.
– А можно мне посмотреть?
– Нет, милая, я же запретил тебе выглядывать отсюда. Твоя задача – раненые, только ты можешь спасти многие жизни.
– Да, Робин. Я буду очень стараться, но, пожалуйста, будь тоже осторожнее! Мне больно думать, что ты на стене, а кругом такие опасности.
– Милая, ничего не поделаешь, мое место там.
– Я понимаю, но не могу это принять. Мое сердце так боится за тебя!
– Успокойся, дай я тебя поцелую… У меня хорошие доспехи и очень крепкая рука. Сиди здесь, мне надо идти, помни, мое сердце с тобой.
– Победы тебе, любимый, – шепнула девушка вслед.
Из башни Робин вышел уже другим человеком: на лице было суровое, решительное выражение, его люди не должны видеть малейших следов неуверенности или неуместной нежности. Он должен казаться всем машиной смерти, перед таким вождем им будет стыдно выказывать свою слабость. Начали бить дальнобойные баллисты, посылая в атакующих врагов тяжелые копья. Но большого ущерба они не причиняли, хотя при удачном попадании выводили из строя иногда сразу нескольких бойцов. Вскоре ударили катапульты и слабые баллисты, заработали крепостные арбалеты.
Робин поднял свой лук, натянул тетиву, чуть повел в сторону, учитывая слабый ветер с озера… Тетива хлопнула по перчатке, и все вокруг охнули от восхищения – один из охотников упал замертво. Никто не мог бить на такие дистанции, да и не было в Ноттингеме второго такого лука. Робин успел выпустить больше десятка стрел, когда его начали поддерживать другие рейнджеры. Потери врага резко возросли. Щиты спасали их лишь отчасти, стрелы все равно находили цели. Вскоре начали отвечать вражеские охотники, тучи стрел летели в разные стороны, между ними изредка пролетали увесистые снаряды баллист и катапульт.
Ударила тяжелая вражеская камнеметная машина. Увесистый булыжник пролетел над стеной, разбив навес в щепки, всех осыпало осколками черепицы. Защитники уже стреляли из всего, что может стрелять, – враг подходил ко рву. Кроме поврежденной осадной башни все остальные машины серьезного ущерба не понесли. Этим мощным сооружениям не могли повредить баллисты, а зажигательные снаряды только опалили их в нескольких местах.
На участок стены, выбранный Робином для своего местонахождения, надвигалась осадная башня. Это было огромное сооружение с неподвижным мостом, его удар должен был прийтись в самый верх укрепления. Вход закрывал сплошной щит, обитый кожей, в нужный момент его собьют изнутри. Выше поднимался закрытый этаж с лучниками, те били из трех бойниц. Робин стал целиться в них, высматривая шевеление в темных щелях. Хватило нескольких выстрелов, чтобы охотники угомонились, если кто и выжил, то боялся и нос высунуть.
Рядом появился Хонда, хлопнул Робина по плечу:
– Не скучал тут без меня? – и заорал во всю глотку: – Смертельный номер, демонстрируется впервые и всего один раз! Спешите приобретать билеты, число мест ограничено!
Робин не успел ничего сказать, как Хонда тигриным прыжком перемахнул на приближающийся мост, подскочил к щиту, подпрыгнул, забросив в узкую бойницу дымящуюся термитную бомбу. Без промедления достал ребристую гранату, выдернул кольцо, просунул ее в щель поверх щита, тем же прыжком вернулся на стену. Все заняло менее десяти секунд. Обведя веселым взглядом восхищенные лица защитников, Хонда успел покровительственно заявить:
– Сладкие мои, ну что бы вы без меня тут делали?!
И тут рванула граната. Щит сорвало напрочь, в дыму ревели искалеченные нуры, они бились на полу в лужах крови. По стене пронесся общий ликующий вопль, тут же стихший, показались новые монстры. Они поднимались по удобным сходням, проложенным в несколько колен до самой земли. Робин поднял лук, рядом одиночными выстрелами затрещал автомат в руках Хонды, без перерыва били луки и арбалеты остальных защитников. Нуры падали один за другим, в основном благодаря пулям. Никто из них не добрался до стены, самые шустрые достигали середины моста, не дальше. Вдруг Хонда отбросил автомат, со свистом выхватил меч:
– Все! – хохотнул он. – Шутки кончились, начинаю резать!
Робин едва успел отложить лук, как на них обрушились нуры. Он увернулся от когтистой лапы, подхватил анр, прыгнул в сторону, встраиваясь в узкую шеренгу, вставшую поперек стены. Монстр замешкался перед частоколом копий и пик, в него полетели пилумы, один удачно пронзил рот, но на месте убитого встали два новых нура. Один слепо рванул вперед, повис на копьях, пошатнулся, завалился вниз, унося с собой засевшее в монстре оружие. Второй налетел следом, успел разорвать плечо одному из тяжелых латников, прежде чем Робин вонзил в его глаз лезвие арна. Вождя прикрыл какой-то боец, но тут же за это поплатился – взмах огромной лапы вырвал его щит вместе с рукой.