Комбат Глотов вспомнил о звонке генерала и побежал к Муханову. За ним, словно по команде, пошли бойцы его батальона. Никто из них ни разу еще не брал крепостей без выстрела…
— Мы спасены! — сказал Арищин. — Из замка есть свободный выход к реке! А там можно прорваться
— К русским? — усмехнулся командир роты.
— Да нет, к немцам!
Карл Зоммер вдруг вскочил с постели и ошалело закрутил головой.
— Почему я здесь? — спросил он. — Почему русские не стреляют?
— Радуйся, Карл, что не стреляют, — сказал учитель.
Карл схватил каску, автомат и тяжело загрохотал сапогами по лестнице.
— Итак, вы предлагаете бежать? — спросил Вайсберг Арищина.
— Я не собираюсь здесь оставаться, — буркнул Арищин. — Я давно говорил: замок — могила. Снаряды надо было убрать в подвалы!.. А если они начнут стрелять?..
— Бежать, бежать, — согласился Вайсберг. — В этом есть резон. Только куда и далеко ли?
— Боже! Неужели это возможно? — не веря, спросил Фрас. — Только скорее, пока не начался артобстрел!
Вайсберг не спеша застегнул мундир, поправил ремень с кобурой и пошел вниз. Арищин и Фрас последовали за ним. Учитель на ходу содрал простыню с генеральской постели и, скомкав, сунул ее под мундир.
В зале и коридорах первого этажа, где были установлены орудия и крупнокалиберные пулеметы, царила суматоха. В сумерках ощущалось движение многих людей, слышался стук снарядных ящиков и звон гильз.
— Внимание! — крикнул Вайсберг. — Говорит гауптман Вайсберг! Приказываю прекратить огонь и всем построиться!
Фрас стоял рядом, и командир роты заметил белую тряпку, торчащую у него из-под мундира. Пока мальчики, оставив окна и амбразуры, собирались у снарядных ящиков, Вайсберг посоветовал учителю:
— Вместо древка возьмите банник…
— Спасибо, — не чувствуя иронии, пролепетал Фрас. Рота сгрудилась возле штабелей. Однако откуда-то из глубины замка все еще доносилась пулеметная стрельба.
— Всем вниз! — приказал Вайсберг. — Немедленно! Пулеметчики спустились вниз, примкнули к строю-толпе.
— Я получил срочный приказ фюрера! — прокричал Вайсберг. — Немедленно оставить замок и двигаться на защиту Берлина! Хайль Гитлер!
— Хайль!! — многоголосо прокричала толпа. Он еще дважды выкрикнул приветствие, и подростки с чувством ответили ему: хайль!
— Мы уходим к реке, там пробьемся к нашей непобедимой армии! — продолжал Вайсберг. — Впереди пойдет лейтенант Арищин! Мы с лейтенантом Фрасом уходим последними. Все!
И снова Вайсберг трижды проорал «хайль Гитлер!», и мальчики, распаляясь, ответили ему с детской непосредственностью.
Арищин включил фонарь и начал спускаться в подвал, откуда был выход в сад, а затем к реке. Солдаты потянулись за ним, на ходу поправляя съезжающие каски. Вайсберг и Фрас провожали их молча.
Когда последний мальчик исчез в темном зеве подвального входа, Вайсберг холодно бросил:
— Желаю успеха.
И не спеша стал спускаться по лестнице. Несколько секунд учитель стоял в оцепенении. Только в ушах, подобно собачьему лаю, звучало — хайль!
Затем он подобрал банник и, на бегу привязывая к нему простыню, устремился по лестнице вверх, на третий этаж левого крыла. Он уже не слышал и не мог видеть, как капитан Вайсберг, проводив свою роту в сад, вернулся в подвал и, устроившись на корточках в каком-то захламленном углу, достал парабеллум, отвел затвор и, сунув ствол в рот, надавил на спуск…
Учитель вытолкнул из окна пулемет, выставил наружу белый флаг, накрепко привязав древко к решетке. Пристроившись тут же, у окна, он перевел дух и, сняв каску, швырнул ее на пол.
— Хайль! Хайль! — звенели еще в ушах голоса мальчиков. Он пробовал затыкать уши, но тогда «хайль» откликалось в затылке. Наконец он увидел, как со стороны русских появились два человека и направились к замку.
Учитель вскочил и заторопился вниз: следовало освободить двери от мешков с песком, сбить замки и снять цепи. Он спустился на первый этаж и устремился было к железным дверям, но в этот момент в зале, на штабелях ящиков со снарядами, увидел мальчика!
— Кто здесь? — спросил Фрас.
— Это я, Карл Зоммер! — откликнулся подросток, открывая ящик.
— Ты почему не выполнил приказ, Карл? Ты почему не ушел со всеми?
— Я вернулся! — крикнул Карл. — Я решил не сдавать крепость противнику!
Мальчик поставил снаряд на попа и стал поднимать над ним молот.
— Не смей этого делать, Карл! — закричал учитель, вслепую переступая через ящики и снарядные гильзы. — Не делай этого, мальчик! Слышишь меня, не делай этого!
Но Зоммер уже поднял молот над головой и лишь на мгновение задержал руки, чтобы прицелиться и точно ударить по головке снаряда…
Глотов перепрыгнул через фундамент ограды и остановился, машинально закрыв лицо рукой.
Взрыв был мощным, многоярусным. Замок, казалось, подпрыгнул над землей, а потом медленно развалился в прах, поднимая огромные тучи пыли.
Комбат закричал, потрясая кулаками. Там, где только что были полковник Муханов и переводчик Зайцев, лежала красная груда битого кирпича.
В пыльном облаке мелькнуло последний раз белое полотнище флага и опустилось на землю. Прорезая толщу пыли, взметнулся фонтан черного дыма и, уперевшись в небо, стал закручиваться в розовый от огня гриб.
Событие, всколыхнувшее Макариху явлением Луки, дня три не сходило с языков. Одни, что помоложе, потешались, как бы потешались они на концерте заезжих артистов, другие откровенно жалели Луку Давыдыча и даже искать его пробовали, поскольку он исчез из деревни и больше не показывался, но были и те, кто, несмотря на провал восшествия, считали Луку мучеником, страдальцем и Божьим человеком.
И Анна, хорошо разглядев из толпы «святого» верижника, поймала себя на мысли, что восхищается им. Было в нем что-то притягательное, страстное и вдохновляющее. Огнем горел единственный глаз, торчала из-под рубахи изъязвленная цепью шея, выпирали ключицы на худой груди. Нет! Он не валял дурака, не играл, не изображал праведника, а, видимо, в тот момент чувствовал себя святым.
Играл странник Леонтий. Играл блестяще, вдохновенно, со вкусом. И не стой она близко от него — все приняла бы за чистую монету: и проповедь, и фанатизм. Но Анна специально лезла сквозь толпу к нему поближе и хорошо рассмотрела глаза Леонтия. Валяная шляпа, борода, черная косоворотка и движения рук — все соответствовало, но выдавали глаза: умные, цепкие, без какой-либо тени сомнения.