– За три сотни сегодня нельзя приобрести приличную обувь, скорей всего там на прилавках изделия из прессованного картона.
Но Вера не пожелала слушать доводов разума, с самой счастливой улыбкой на мордочке нырнула в полуоткрытую стеклянную створку, мне ничего не оставалось, как идти за ней.
Вера была не похожа на Лизу не только в финансовом вопросе. В лавчонке она провела ровно десять минут, быстро пронеслась по залу, схватила самые простые сапожки и ботиночки, еще пару домашних тапочек. Примерять отобранное она отказалась, сославшись на стандартность ноги.
Продавщица с улыбкой поместила покупки в большой белый пакет с ярко-красной надписью «Магазин магазинов», точь-в-точь такую же упаковку получила некоторое время назад Лиза. Очевидно, все бутики универмага были обязаны упаковывать вещи в одинаковую тару.
– У тебя еще остались деньги? – осторожно спросила Вера. – Можно в пиццерию заглянуть? Вон туда, на втором этаже.
– Без проблем, – улыбнулся я и поплелся в харчевню.
Не прошло и пятнадцати минут, как меня стало подташнивать. И не от слишком жирной пиццы, а от общения с Верой. Спутница говорила без умолку, ее речь, обильно пересыпанная словечками «супер», «прикольно», «прикинь» и «отстой» сначала забавляла, потом начала нервировать. Я хотел было закурить, чтобы слегка успокоиться, вынул сигареты и вдруг ощутил грусть.
Вот две девушки, вернее, молодые женщины, по-своему милые и приятные. Лиза из хорошей семьи, получила соответствующее воспитание и манеры, с ней не стыдно появиться в обществе, пойти на премьеру в театр. Лизавета не вызывает никакого отвращения в спальне, в моей бывшей любовнице нет ни грамма вульгарности, но… Но жить с ней постоянно невозможно. Она ленива, крайне эгоистична и считает, что мужчины рождены для того, чтобы обеспечивать дамам шикарную жизнь без забот и хлопот. Представить Лизу на кухне, чистящей картошку или моющей полы, так же невозможно, как увидеть бабочку со шваброй.
Вера же явно из другой стаи: образования никакого, манеры удручающие. Только что она ничтоже сумняшеся вытерла нос тыльной стороной ладони, и, похоже, Верочка ничего в своей жизни не читала, глянцевые журналы для девиц не в счет. Зато Вера хозяйственна, знает цену деньгам и пытается обо мне заботиться. Когда официант принес пиццу, девушка воскликнула:
– Ванечка, давай отрежу тебе с левой стороны, туда, похоже, больше колбаски положили.
Она не стала демонстративно ждать, пока кавалер начнет, как принято по этикету, ухаживать за дамой. Нет, Верочка, руководствуясь простонародными правилами, сама схватилась за нож и положила на тарелку «жениха» лучший кусочек. Вера твердо усвоила генетически полученную от предков-крестьян установку: мужик – кормилец, его беречь надо, пахарь первый получает суп.
Если воспользоваться сравнениями из животного мира, то Лиза более всего походит на райскую птичку, чахнущую без корма и внимания, абсолютно бесполезную, но красивую диковину. А Вера – обычная курица, таких в каждом дворе десяток, держат их за отличную яйценоскость и неприхотливость, забудешь насыпать несушке вкусных зернышек, так она не расстроится, поковыряет землю и сама найдет прокорм.
Женщины разные, но ни одна мне не подходит. Так чего я хочу? Экзотический цветок? Вот она, Лиза. Здоровую рабочую лошадку? Вот она, Вера. Ан нет, капризному Ивану Павловичу подавай третий вариант, чтобы была красива, умна, способна поддерживать беседу и вовремя замолчать, обладала бы манерами светской дамы и благородством души, имела образование и увлекающую ее работу. Я ищу не эгоистку, не нахалку, не хамку, а приветливую особу, умеющую вести хозяйство, знающую цену деньгам, в меру сексуальную, не истеричную, желательно с тихим голосом, любящую вечера дома, с книгой, без телевизора, при этом не синий чулок и не зануду. Хорошо бы невесте суметь наладить контакт с Николеттой. Даме должно быть не больше сорока и не меньше тридцати лет. И еще! Никаких детей от предыдущих браков, лучше будет, если наследников не появится вообще, я нечадолюбив, совершенно не хочу детей и жениться тоже ни на ком не желаю. Может, я урод, а? Ну отчего даже мысль о походе в загс вызывает у меня приступ язвы желудка? И что мне делать в создавшихся условиях?
Вера дернула меня за рукав.
– Согласен?
Я стряхнул с себя оцепенение.
– Вы о чем? То есть ты о чем?
– Дашь мне рекомендацию?
– Куда?
– Ванечка! Ведь только что объяснила! Хочу пойти в домработницы, но без отзыва с прежней службы не возьмут. Я скажу, что убирала у тебя, лучше стану у хозяйки полы мыть, чем снова в магазин отправлюсь.
– Никогда!
– Но почему?
– Что за работа поломойкой!
– Не могу сидеть у тебя на шее, хочу сама на ногах стоять!
– Лучше выучиться, получить достойную профессию.
– Ой, мне наука в голову не лезет, вон Славка отправил меня в колледж, дизайнером стать велел. И че? Ой, там такие дуры учились! Прикинь…
Я снова перестал слушать Веру. На меня навалилась тупая усталость и какая-то несвойственная мне депрессивная безнадежность. Все люди нормальные, женятся, рожают детей, а я отщепенец, может, попытаться изменить себя? Расписаться с Верой и начать тихую жизнь мещанина?
Перед глазами мигом развернулась картина. Обрюзгший от домашних пирогов и жирных супов Иван Павлович сидит в кресле с газетой в руках. У его ног, на ковре, весело возятся детки: мальчик и девочка, очаровательные карапузики. На диване, с вязаньем в руках, сидит слегка раздобревшая, но по-прежнему симпатичная Верочка, ее глаза устремлены в телевизор, на экране которого бушуют мексиканские страсти.
– Милый, – нежно воркует Верочка, – хочешь печенье с чаем?
Я ласково улыбаюсь и…
Внезапно картина исказилась. Иван Павлович вскочил на ноги, газета упала на пол.
– Как вы мне надоели! – завопил господин Подушкин. – Печенье, блин! Ну ваще! Жри сама!
Вера испуганно заморгала, дети зарыдали…
Я встряхнулся, прогоняя наваждение. О господи! Ну и чушь мне привиделась. Слово «блин» я произношу крайне редко и лишь в его прямом значении, ну, когда хочу употребить в пищу блинчики с мясом или вареньем…
Окончательно из раздумий вырвал меня мобильный, который бодро заиграл танец с саблями Арама Хачатуряна. На том конце провода была Нора.