И тут опять круче всех оказалась Мака, уж не знаю как, но ей удалось заманить на свой день рождения политика W, славящегося своим на редкость взрывным характером и вздорным нравом. Местное общество, затаив дыхание, ждало момента, когда буйный депутат, впав в раж, начнет швырять в присутствующих бокалы с вином. Но, увы, всех постигло горькое разочарование. W вел себя очень скромно, преподнес Маке букет, поцеловал ей надушенную лапку и чинно внимал музыке, которую извлекал из недр виолончели нанятый музыкант. Одним словом, вел себя совершенно обычно, и только пара хмурых парней в черных костюмах, мрачно стоявших в прихожей, напоминала: на тусовке присутствует не шелупонь, а лицо, приближенное к государю.
– Милая, – щебетала Кока, вталкивая Николетту в гостиную, – тут все свои, можешь расслабиться. Знаешь, кто у нас?
– Нет, – протянула маменька.
– Боймен.
– Кто? – с неподдельным удивлением спросила Николетта.
Кока всплеснула руками:
– Не знаешь?
– Что-то слышала, – попыталась исправить оплошность маменька.
– Это же певец! Тот, что победил в конкурсе «Волна успеха»!
– А! Конечно.
– Ну!
– Великолепно, – настроилась на нужный лад Николетта, – просто чудесно!
Я уловил в ее голосе легкое раздражение. Дело в том, что маменька обожает быть в центре внимания, и следует отметить, что, как правило, ей это легко удается. Но только не в случае присутствия эксклюзивного гостя.
В этой ситуации даже Николетте трудно выделиться, рано или поздно придется спокойно сидеть в кресле и слушать либо песни, либо чужие рассказы, а потом вежливо аплодировать. Для маменьки такая ситуация хуже капкана, она предпочитает получать овации сама.
Николетта и Кока пошли к длинному столу с бокалами. Я же быстро сел в самый дальний угол комнаты и попытался стать незаметным, что при моем двухметровом росте практически невозможно.
Перед глазами мелькали разноцветные пятна: воспользовавшись жарой, дамы нацепили на себя яркие, откровенные наряды. Я прикрыл глаза, слава богу, никто не бежит ко мне с воплем:
– Как я рада встрече!
Приятно, что сегодня здесь нету мамаш с дочерьми на выданье, потому как личность холостого господина Подушкина действует на них, словно красная тряпка на быка. Ко мне мигом подсаживают девицу, изможденную диетами и избытком образования, приговаривая:
– Машенька (Катенька, Леночка, Олечка, Ирочка, Сонечка, Лизочка), это Ваня. Он тоже увлекается литературой, ты можешь с ним побеседовать о Пушкине.
– Нико! – вдруг взвизгнула прямо над ухом Кока.
Я вздрогнул и приоткрыл глаза.
– Нико, – повторила хозяйка, – это ты?
– Что за вопрос, – ответила маменька, – я здесь уже давно, мы же только что беседовали!
– Но ты была в синем платье! – воскликнула Кока.
Я скосил глаза влево и увидел стройную фигуру в ярко-розовом брючном костюме. Мэри! Теперь понятно, что задумали проказницы.
– Я, в синем? – с глубочайшим негодованием воскликнула Мэри. – Невероятно! С какой стати? Всегда появляюсь в розовом. Кока, что с тобой! Это же мой цвет.
Хозяйка дома пару раз мигнула.
– Но… я сама… синее… ты в нем пришла, – забубнила она.
– Что у вас тут происходит? – подлетела к парочке вертлявая Зюка. – Ну и лица! Прямо похороны.
– Пойду воды попью, – выдавила из себя Кока и исчезла.
Мэри посмотрела на Зюку.
– Знаешь, дорогая, – вкрадчиво сказала она, – Кока, того… совсем плохая! Представляешь, сейчас на полном серьезе утверждала, что я пришла в синем платье! Ну не бред ли! Может, на нее жара подействовала?
Зюка скривилась:
– Маразм на колеснице приехал! Кока, конечно, выглядит молодо, но это победа пластической хирургии над возрастом. Мозги-то не перетянешь!
– Да, бедняжка, – фальшиво вздохнула Мэри.
– Жаль несчастную, – не менее лицемерно подхватила Зюка, – у медицины сейчас много средств от старческого слабоумия, но кто ж рискнет их предложить Коке?
Я с интересом наблюдал за происходящим. Слегка попинав Коку языками, Мэри и Зюка начали бродить по гостиной. Розовое пятно плавно двигалось по комнате, потом испарилось, ему на смену явилась ярко-синяя клякса.
Я постарался не рассмеяться. Николетта, весело восклицая: «Ах, какое безобразие, опять подают пирожные, которые я ни за что не стану есть», пошла к окну.
– Нико, – обморочным голосом просвистела Кока, опершись о подоконник, – это ты?
– Я.
– Но… о… да… о!..
– Что с тобой? – широко раскрыла глаза маменька. – Может, ты приляжешь? Побледнела сильно.
Здесь, наверное, уместно напомнить, что Николетта долгое время служила в театре. Главных ролей она не исполняла, получала лишь небольшие выходы, но определенная склонность к лицедейству в ней заложена, и в обычной жизни она проявляется замечательно ярко. На подмостках маменька играла средненько, сейчас же ни одна живая душа не сумела бы уличить ее в фальши.
Я тихонько вздохнул. Так, теперь понятно, отчего маменька и тетушка помчались в аптеку за пиносолом. Кока и впрямь могла заподозрить неладное. То у подружки насморк, то он исчезает. Пиносол, избавив Мэри от насморка, решил проблему. Похоже, Кока сейчас упадет в обморок.
– Ты в синем! – завопила Кока.
Николетта уперла кулаки в неправдоподобно тонкую талию, результат вечной диеты.
– Я плохо смотрюсь? Знаешь, мне немного надоел розовый.
– А-а-а!
– Я настолько скверно выгляжу, что тебе плохо?
– О-о-о!
– Извини, дорогая, не хотела тебя расстроить!
– У-у-у, – перешла на вой Кока и ужом скользнула в коридор.
Николетта улыбнулась как кошка, укравшая килограмм вырезки.
– Вы поругались с Кокой? – подскочила к ней Люка.
– Нет, – пожала тощими плечиками маменька, – с чего бы? Бедняжка!
– Кто? – жадно поинтересовалась Люка.