– Дядя, – наконец решившись, пробормотал воин. – Будет от жриц помощь, дядя? Тебе ведь еще свиток из наместничества пришел… Что они пишут, дядя?
Лицо старика начало наливаться яростной кровью.
– Чего пишут, говоришь? – бешеным шепотом выдохнул он. – Чего Храм приказывает? – Он яростно сгреб племянника за плечи и навис над ним, лютым взглядом уставившись прямо в лицо. Седые усы топорщились, как у моржа. – А я скажу тебе, чего пишут! Вот возьму и скажу! Великие и достославные жрицы… – последние слова прозвучали как самое грязное из ругательств, – велят мне поглядывать со всем вниманием… – Он сделал паузу и с издевательским наслаждением процедил сквозь зубы: – Не появится ли где в моих лесах мальчишка тринадцати Дней, южного виду! Особая примета – хорошо владеет мечом. Разыскивается по всей Сивир-земле. Виновен в злостном нарушении заветов Храма и связях с подземным миром! Причем в одном храмовом свитке – да-да, свитков целых два! – велено и мальчишку, и, ежели будут таковые, спутников его при обнаружении казнить на месте, в другом же – вреда не причинять, но схватить и препроводить в ближайший Храм под крепкой стражей! Стражей! Как раз когда у нас весь отряд полег, что людей из окрестных пауылей в крепость увести пытался!
– Тринадцатидневный мальчишка с мечом? Игрушечным, что ли? Искать его и казнить? Сейчас? Когда у нас такое делается? – ошеломленно пробормотал племянник, уже даже не обращая внимания, что дядя по-прежнему держит его за плечи. – Может, это шутка такая? – растерянно проговорил он. – Араки они там перепились или Голубым огнем им мозги повыжгло?
– Ты о жрицах говоришь, – отпуская плечи племянника, предостерегающим тоном напомнил старый воевода. Ярость сползла с его лица, оно снова стало деревянным. – А нам свое дело надо делать. – Прижимая локоть к изодранному боку, он заковылял вдоль обоза, нетерпеливыми взмахами подбадривая измученных людей. – Навались, парни, немного осталось… – Воевода покрутил головой туда-сюда и со вздохом признал: – Вру – много. А потому вдвое навались, пока мэнквы не догнали!
– Догнали уже, дядя, – непослушными губами выдавил идущий следом племянник.
Длинная мучительная дрожь прокатилась по всей дороге, заставляя оленей испуганно трубить и поджимать тонкие ноги. Сбившиеся в кучку ребятишки на санях даже не закричали – застонали, жалобно и обреченно, как попавшие в капкан зайчата. Из-за поворота на озаренную луной Ночную дорогу будто выдвинулись две ходячие сосны. Только вместо крон – многочисленные головы. Толкаясь щеками и вытягиваясь вперед, головы мэнквов вертелись, высматривая сквозь тьму Ночи сбежавшую добычу. Носы настороженно шевелились. Одна из голов издала громкий торжествующий вопль – углядела замерший на середине дороги обоз.
Молодой воин выхватил привязанный за спиной топор… Его плечо сдавили крепкие пальцы…
– Помни, что я сказал, – не сводя глаз с приближающихся мэнквов, процедил старый воевода. – Доведи обоз. А мы их задержим.
– Дядя, куда? – вслед уходящему старику крикнул молодой. – Хочешь, чтоб тебя совсем доели?
– Ничего, подавятся. Пятеро – ко мне, остальные – продолжать движение! – Старый воевода решительно потянул из ножен меч – единственный железный клинок на всю крепость – и поковылял в конец обоза – навстречу мэнквам.
– Нет! Не здесь! Отходите! Дальше отходите! – вдруг отчаянно прокричал откуда-то мальчишеский голос.
Не иначе кто-то из спасенной ребятни вопит. Старик нетерпеливо дернул плечом – жаль детишек, но лучше им сейчас не лезть – и пошагал дальше.
– Ничего, – оглядываясь на оставшихся с ним воинов, подбодрил он. – Их двое – нас шестеро!
– Все равно их больше, – недовольно пробурчал один из ветеранов, упирая в снег древко копья.
За спиной послышалось щелканье шестов-хореев, крики и скрип полозьев – нещадно нахлестывая измученных оленей, обоз уходил.
– Да отходите же, вам говорю! – снова закричал мальчишеский голос – причем казалось, что он идет не из-за спины, а откуда-то сбоку, – и воевода снова не обратил на него внимания. Не до глупостей! Воевода перехватил меч двумя руками.
Твари забеспокоились – добыча пыталась уйти из-под их носов. Мэнквы недовольно заворчали и перешли на бег. Трудно не трусить, когда на тебя будто ожившее дерево несется. Но надо. Старый воевода пошире расставил ноги, упираясь в дрожащее полотно таежного тракта.
– А, Эрлик с вами, чуды тупые! – непонятно выругался голос, и вдоль обочины зашелестело – словно кто-то ломился сквозь подлесок, убираясь прочь.
Но задумываться у старого воеводы времени не было – мэнкв рядом! Когтистая лапища протянулась прямо к нему. Старик извернулся – раненый бок полыхнул дикой болью – и изо всех сил рубанул по лапе. Из рассеченной шкуры брызнула кровь. Воевода метнулся прямо между ног мэнква, похожих на столбы у шаманского чума. Если подрубить твари сухожилия, глядишь, и упадет – и тогда кто-нибудь достанет его в сердце копьем. Отличный план, если бы только нападавший не был так стар! Измученное тело почти не повиновалось. Мэнкв всего лишь шагнул в сторону и тут же размахнулся гигантской ножищей, намереваясь пнуть наглого человечишку. Воевода прыгнул в сторону… Нога мэнква с силой врезалась в оказавшегося за спиной у воеводы воина. Того подбросило в воздух. Распластавшись лягушкой, он ударился оземь и замер. Воевода взвыл и с мечом наперевес ринулся на мэнква. Проткнуть, проколоть! Громадная лапища людоеда понеслась ему навстречу, норовя схватить… Меч воткнулся в волосатую ладонь – оставил неглубокую ранку. Обиженно ревя, мэнкв замахал лапой. Воевода торопливо убрался подальше от топочущих по снегу гигантских лап и ощутил настоящее отчаяние. Он ковыряет в чудище мелкие дырочки, а толку-то!
Рядом послышался захлебывающийся крик и тут же оборвался. Воевода не оглянулся – и так ясно, что дела со вторым мэнквом идут еще хуже. Бойцов, преграждающих путь к бесценному обозу, оставалось все меньше.
Но тут вопли донеслись со стороны уходящего обоза. Воевода все-таки коротко глянул – и его бросило в жар. Все бессмысленно – они пропали.
Нещадно подгоняющий оленей на передовых санях молодой воин приподнялся на передке – деревья впереди шевелились. Гигантские лапы раздвинули жалобно заскрипевшие сосны у обочины, и на дорогу, утробно ухая от восторга, выбрались еще двое мэнквов. Спасенная в пауыле девочка страшно закричала. Мэнкв вырвал из упряжки жалобно трубящего оленя и тут же принялся его жрать. Его двухголовый приятель протянул ручищу прямо к молодому воину. Тот швырнул приготовленное копье – наконечник ткнулся мэнкву в плечо, прочертив неглубокую царапину. Копье упало в снег. Разъяренный мэнкв заорал на две глотки, и гигантская ладонь сомкнулась поперек туловища молодого воина. Воин захрипел. Его понесло наверх – навстречу четырем рядам оскаленных зубов, готовых разорвать его на части. В каком-то оцепенении – словно и не с ним все происходит – он успел подметить, что людоеда кто-то недавно здорово потрепал. По всему гигантскому телу разбросаны глубокие резаные и колотые раны, а в шерсти красовались выгоревшие проплешины. На воина дохнуло смрадом из двух пастей…