Да нет, просто не услышал. Долгая жизнь с маменькой приучила меня никогда не вслушиваться в ее речи, главное, во время пространных монологов кивать головой и изредка с самым заинтересованным видом говорить:
– Да, да!
– Едем домой, – велел Николай, – значит, не судьба!
– Вон ларек стоит, – спокойно сообщила Вера, – Иван Павлович, купите сахар.
Я добрался до торговой точки и узнал, что рафинада нет.
Услышав это, маменька и Николай снова впали в истерику, но Вера опять проявила разум.
– Возьмем конфет! Леденцов, там один сахар в составе.
Я принес пакетик.
– Нет, – взвыл Николай, – только не такие!
Целитель начал меня утомлять.
– Чем они плохи? Цифр на пакетике нет, одни буквы!
– Они зеленые!
– Ну да, ментоловые, освежающие.
– Мандрагора боится цвета травы! Можно только красные или белые.
Пришлось снова сгонять в ларек и поменять зеленые на малиновые.
– Всем съесть по четыре штуки, – голосом маршала, готового вступить в бой, объявил Николай.
Маменька и Вера послушно запихнули в рот конфеты, я тоже положил на язык леденцы. Ей-богу, большей гадости я не пробовал, отчего-то сразу началось слюноотделение, как у ротвейлера. Судя по чавкающим звукам, доносившимся с заднего сиденья, у остальных членов отряда возникла та же проблема.
– У тебя есть бумажные платки? – спросила Николетта.
– Закончились, – ответил я, осторожно вытирая губы тыльной стороной ладони.
Маменька принялась возмущаться.
– Налево, – скомандовал Николай, – теперь прямо, прибавь скорость!
– Тут знак, больше тридцати нельзя.
– Ерунда, мы опоздаем! – воскликнул целитель.
– Вава, жми!
– Иван Павлович, поторопитесь…
Я прибавил газу и тут же услышал оглушительный свист. Можете мне не верить, но на пустынной дороге, ночью, оказался гаишник, наверное, такой же ненормальный, как и наша компания.
Парень подошел к машине и рявкнул:
– Сержант Самойлов. Почему нарушаем?
Я полез в бардачок за документами.
– Извините, я очень тороплюсь.
– Куда?
– На кладбище.
– Издеваетесь, да?
– Что вы, чистая правда, – начал оправдываться я, роясь в бардачке.
– Нам надо до рассвета успеть! – вякнула Николетта.
– До крика петухов, – поправил Николай, – как только «ку-ка-ре-ку» раздастся, пиши пропало.
– Жди потом целый год, – вздохнула Вера, – нам только раз в двенадцать месяцев можно предпринять подобное путешествие.
– А почему номеров нет? – вдруг тихо спросил сержант.
– Там число зверя, – пояснил Николай.
Я, не найдя документов, повернулся к гаишнику и, вылезая из машины, сказал:
– Сейчас покажу, они в багажнике лежат.
Луч карманного фонарика ударил мне в лицо, потом переместился внутрь салона. В ту же секунду гаишник по-детски ойкнул и опрометью бросился к своей машине.
– Эй, вы куда? – удивился я. – Подождите, сейчас номера покажу, а потом документы отыщу, они небось за аптечку завалились.
Но сержант двумя огромными прыжками преодолел расстояние до бело-голубой «девятки» и был таков. Полный изумления, я сел на водительское место и спросил:
– Что это с ним?
– Может, его куда-нибудь вызвали? – предположил Николай. – Ваня, чем ты перемазался?
Я глянул на целителя и ахнул. Кожа вокруг его рта была интенсивно-красного цвета. Очевидно, леденец окрасил губы Николая, и целитель, наверное, как и я, вытер их рукой и размазал слюни. Теперь понятно, отчего гаишник задал стрекача. А вы бы как поступили, встретив глубокой ночью на глухой дороге машину, набитую странными людьми в белых одеяниях, с кроваво-красными пятнами вокруг рта, спокойно сообщающими, что им во что бы то ни стало следует попасть на погост до того, как прозвучит первый крик петуха?
Лично я бы унесся прочь на своих двоих, забыв про автомобиль.
– Так мы едем или нет? – начала возмущаться Николетта.
Я воткнул первую передачу, «жигуленок» бойко запрыгал по бетонке.
Естественно, ворота кладбища оказались закрыты на замок.
– Тут должен быть сторож, ну-ка позовите его, – велел Николай.
Все уставились на меня.
– Понятия не имею, где следует его искать, – попытался сопротивляться я.
– А вон там у оврага избушка, – указал Николай, – постучись, дай ему на водку, он и отопрет.
– Отчего бы вам не сходить самому? – Я окончательно вышел из себя.
– Ваня, – неожиданно ласково протянул Николай, – я сейчас буду готовиться к обряду, это дело непростое, энергии понадобится много. Сделай одолжение, пригласи сторожа.
Когда люди разговаривают по-человечески, я моментально иду у них на поводу, поэтому и поспешил к ветхой избенке, больше похожей на собачью будку, чем на жилище человека двадцать первого века. Привратник не боялся лихих людей, дверь в его конуру оказалась незапертой. Я вошел сначала в невероятно грязную кухоньку, заставленную пустыми бутылками всех калибров, затем оказался в комнатенке и понял, отчего хозяин не опасается разбойников. Просто у него нет вещей, на которые может польстится вор. Из обстановки тут были кособокий допотопный гардероб и железная кровать с никелированными спинками.
Любая мебель, прежде чем стать особо ценным антиквариатом, проходит стадию рухляди. То есть, если у вас дома имеется старый стул, не спешите тащить его на помойку. Сейчас, ясное дело, он никому не нужен и дороже рубля не стоит, но лет этак через пятьдесят сей ободранный предмет гордо выставят на аукционе, и он будет стоить кучу денег.
На ложе, прикрытый одеялом, из которого в разные стороны торчали куски ваты, кто-то спал. Я посветил карманным фонариком на кровать, потом осторожно, чтобы не испугать человека, сказал: