Осенив крестом расселину и прочитав указанные Веджага-Сингом формулы, Вадим Викторович опустил Мэри, а потом сам последовал за ней.
Они оба очутились перед входом в грот, где вынес мучительную агонию несчастный Эдмонд. Оттуда и исходил кровавый свет, а в глубине, с угрожающим видом и дьявольски злобно глядя на вошедших, стояло адское чудовище, воплощенное проклятие, готовое защищать кости своего создателя как вещественную основу, на которой держалось.
Со свистом выбрасывая клубы черного вонючего дыма, омерзительная тварь присела, словно собираясь кинуться на них, но в это время Заторский снял с груди и поднял над головой данный ему магом крест и произнес звонко и смело:
— Прочь, порождение и скопление выделений зла! Именем Того, Кто на кресте простил Своим врагам и молился за палачей Своих, именем Господа нашего Иисуса Христа повелеваю тебе исчезнуть и отдать нам эти кости, чтобы схоронить их по-христиански.
Чудовище дрогнуло, съежилось и точно заволоклось черноватой дымкой, пестревшей огненными линиями, а затем исчезло. Красный свет мгновенно потух, но глухой треск и отдаленный презрительный смех указывали, что чудовище не ушло.
Мэри со спутником тотчас зажгли факелы, утвердили их в углублении скалы и увидели побелевший и местами замшившийся скелет.
Заторский разостлал на земле кусок белой парчи с вышитым золотым крестом посередине и, содрогаясь, приблизился к останкам жертвы. Теперь он заметил, что сжатая рука скелета покоилась на месте груди и еще держала короткий стилет с чеканной ручкой, а на бывшем пальце виднелось обручальное кольцо Антонии. Между костями еще висела почерневшая цепочка с медальоном, а дальше валялись две шпоры.
Слегка дрожащими руками Заторский начал собирать и укладывать на белую парчу скелет, пока не собрал все до последней косточки. Затем из принесенного пакета он достал складной столик, накрыл его парчовой, затканной золотыми цветами скатертью, поставил Распятие, «Евангелие», семисвечник, кропило и довольно большую чашу, наполнив ее святой ведой. Крестообразно окропив стены грота, он трижды окунул череп в воду и поместил в лежавшем на скатерти металлическом треугольнике, а затем завернул в парчу кости и перенес сверток под престол. После этого он достал из резной шкатулки маленькую, увенчанную крестом чашу и поставил ее на престол. Исполнив это, он опустился на колени подле Мэри, которая все это время читала отходные молитвы. С глубокой верой и благоговением они оба громко вымаливали у жертвы прощение для Вальтера и Антонии и, вместе с тем, молили Бога смягчить его сердце, внушив ему силу и желание уничтожить им же самим созданное чудовище.
Во время этой молитвы грозное чудовище появилось вновь на том месте, где прежде находились кости. Оно свистело и корчилось, будучи как бы при последнем издыхании, а между тем его ужасные глаза все еще оставались живы, глядя на Мэри и ее спутника убийственным взглядом.
Заторский встал и, подняв в руках чашу, громким голосом воззвал три раза:
— Эдмонд, герцог Мервин, владелец Комнор-Кастла, вызываю тебя и приказываю явиться сюда, на самое место твоей смерти, дабы ты мог, наконец, освободиться от своей лярвической оболочки, которую принужден влачить, и сделаться опять свободным духом, могущим подняться к свету!
Послышался резкий, пронзительный свист, и в пещеру вихрем ворвался бурный порыв ветра, а у входа появилась толпа омерзительных существ, подлинных исчадий царства тьмы, преграждавших дорогу появившемуся среди них духу Эдмонда.
Зловещий хозяин Комнор-Кастла, перепуганный, изнемогающий, старался пробиться к месту своей пытки, но темные массы оцепили его и не давали двинуться, стараясь увлечь за собой.
— Эдмонд! Молись, призови на помощь Бога! — отчаянным голосом крикнула Мэри.
Но уже многие века Эдмонд знал лишь ненависть, проклятия и жажду мести. Он разучился молиться, а его душа утратила силу возноситься к Нему и призывать Его помощь. Тщетно бился он среди урагана пронзительного свиста, ледяного вихря, а в глубине пещеры чудовище оживотворенного мщения точно собиралось с силами. Оно надувалось, вырастало и угрожающе приподнималось, как будто собираясь броситься на дерзких, посмевших вступить с ним в бой в самом сосредоточии его могущества и пытавшихся похитить у него создателя, а вместе с тем и его раба.
Заторский и Мэри чувствовали, что слабеют, и у них начинала кружиться голова. Казалось, что воинство тьмы восторжествует, увлечет Эдмонда и уничтожит смельчаков, слишком слабых для борьбы с ним. Но в эту минуту сверкнувшая молния прорезала мрак, световой шар стремительно опустился с высоты и мгновенно раскрылся, приняв вид человека в белом одеянии, причем его голова была окружена снопом лучей. В высоко поднятой руке он держал крест, излучавший ослепительный свет.
— Сгинь, адская тля! Прочь, служители тьмы, не смейте преграждать путь к раскаянию душе, ищущей света! Именем Христовым изгоняю вас! Скройтесь в темных безднах, породивших и приютивших вас в своих недрах! — произнес повелительный, властный голос.
Поднялись бешеный рев и болезненные стоны, но черные массы демонических существ, палимые лучезарным светом креста, таяли в воздухе, и, наконец, исчезали, словно развеянные бурным ветром.
Остался один Эдмонд, несчастный дух, обремененный плотным и тяжелым лярвическим телом, обратившим его в какую-то амфибию миров видимого и невидимого. Бледный, изнемогший стоял он, прислонясь к скале. Маг поднял в его направлении сияющий крест.
— Преступный, мстительный дух, вырви из сердца своего веками сосущую тебя змею мести, покайся, прости и согрейся в свете победы над самим собою. Путь к освобождению открыт перед тобой.
Светлая фигура побледнела и исчезла, но после нее чувствовался нежный живительный аромат и слышалась вибрация, гармоничная и нежная, словно доносившееся издалека пение, которое успокаивающе действовало на страждущего духа, проникая и смягчая каждый фибр его изболевшегося, измученного астрального тела.
Ошеломленный Эдмонд стоял и дрожал. Как муху притягивает огонь, так и его, видимо, охватило желание войти в эту пещеру, где он столько выстрадал. Наконец, медленно ступая, он вошел в озаренный светом семи свечей магический круг.
— Вальтер, Антония! — прошептал он, глядя на стоявшую на коленях грешную пару.
— Эдмонд, прости нам содеянное против тебя преступление! Будь милосерден и прими наше раскаяние, освобождая нас и самого себя от живого проклятия, произнесенного тобою в минуту страдания и отчаяния! — воскликнула Мэри, с мольбой протягивая к нему стиснутые руки. — Ты один в силах сделать это! Только ты можешь уничтожить его порывом прощения, любви, веры и раскаяния!
Дрожащий Эдмонд с ужасом смотрел на свое создание, чудовище, которое было его тюремщиком, неумолимым и безжалостным палачом, беспощадно терзавшим его, поддерживая в нем мстительность или подстрекая на новые преступления. И он дрогнул перед громадою созданного зла, впервые уразумев, какую страшную мощь хранит в себе душа человеческая, чтобы произвести и одарить жизнью наводящее ужас существо, подобное тому, что в эту минуту пристально смотрело на него, — готовое кинуться как дикий зверь. В этот миг у него появилась жажда насладиться уничтожением врага, которого он сам же сделал своим владыкой и который теперь с тоской смотрел на него, точно приговоренный к смерти, видя приближающийся конец.