– Не знаю, – прошептал Хадамаха, с трудом разлепляя враз потрескавшиеся, как от сильного жара губы. – Голова и… больно… я упал…
– Хвост Огненноглазой! – расстроенно ругнулась жрица, безуспешно пытаясь подхватить Хадамаху под мышки. – Твое счастье, что это я тебя нашла! Любая другая сожгла бы в пепел! А ну, сам вставай, не то Огнем подниму!
Угроза подействовала – цепляясь за стенку, Хадамаха с трудом поднялся на ноги. Кыыс ухватила его за руку и поволокла шатающегося мальчишку через гранитный зал.
– Надо убираться отсюда! – явно испуганно оглядываясь на стену с надписью, прошептала она. – Не удивительно, что тебе плохо стало. Тут часто всякое такое… происходит, – она неопределенно пошевелила пальцами.
– А что… здесь? – тоже оглядываясь, простонал Хадамаха.
– Да мы и сами не знаем, – с обидой в голосе буркнула она. – Все приказы приходят из столицы, сюда даже настоятельницу не пускают! – Они отошли уже достаточно далеко от надписи, и она, кажется, успокоилась. Во всяком случае, перестала толкать и подгонять Хадамаху. – Мы называем это место зоной 51 или Ульем. Оттуда иногда как начнет гудеть и жужжать – весь храм трясется!
– А почему – зона 51? – рискнул спросить Хадамаха.
Губы Кыыс сжались в тонкую злую линию. Похоже, то, о чем она собиралась сказать, ей и самой сильно не нравилось.
– Потому что столько человек вошло туда – и ни один не вышел, – наконец процедила она.
Хадамаха вспомнил крики за стеной и ощутил испуганное бурчание в животе. Оглянулся…
– Хватит уже про зону! Лучше объясни-ка мне, как ты здесь очутился… – командным тоном начала Кыыс.
Пах-ш-ш! – неистовое сверкание Рыжего огня ударило по глазам. Сплошное клубящееся полотно Алого пламени полыхнуло за отъехавшей в сторону гранитной плитой. В потоках Огня возвышалось красноглазое чудовище, жуткая помесь паука и человека. Встав на дыбы, оно раскинуло руки-лапы, открывая белесое и гладкое, как у червя, брюхо. От самой шеи и до низу тянулась едва зарубцевавшаяся отметина от Голубого огня Аякчан. Гибкий длиннющий хвост изогнулся дугой, настораживая Огненное жало на конце. Ударил, как плеть. В одно мгновение захлестнулся вокруг щиколоток Кыыс, дернул. Жрица упала на пол, ее поволокло к стене Пламени. Хадамаха взвился в прыжке, ляпнулся животом на гранит и в самый последний момент успел вцепиться в запястья отчаянно извивающейся Кыыс. Рвануло так, что локти едва не выдернуло из суставов. Тварь оказалась невероятно сильной. Руки Хадамахи начали раздуваться, превращаясь в покрытые шерстью лапы. Ему казалось, он слышит, как трещат кости жрицы. Ее искаженное ужасом и болью лицо было прямо перед ним.
– Помоги… Не… отпускай… – мучительно выдохнула она.
Тварь дернула снова. Жрица завизжала, обоих поволокло по гранитному полу. Где-то далеко, на самом пределе слуха раздавались другие крики. Множество голосов растерянно и испуганно спрашивали – что это? где это? Слышался топот ног. Хадамаха попытался упереться носками сапог, но они лишь скользили по гладкому полу. И он и жрица неумолимо приближались к стене бушующего Пламени. Женщина забилась от невыносимого жара, невольно вырываясь из рук Хадамахи. Парень извернулся, перехватил кричащую Кыыс за плечи, потянул, вкладывая в рывок всю медвежью силу…
Окутанный алым ореолом кулак вырвался из Алого пламени и врезал Хадамахе в подбородок. Мальчишку отшвырнуло в сторону. Жрицу мгновенно втянуло внутрь. Гранитная плита начала со скрипом закрываться.
Хадамаха на четвереньках метнулся к движущейся плите. Вцепился в край, потянул так, что заскрипели кости. На краткий миг казалось, что плита замерла… Хадамаха уперся в пол, выгибая спину в запредельном усилии.
Его сорвало с места, едва не швырнув прямо в бушующий Огонь. Снова послышался скрежет камня о камень – и гранитная глыба неуклонно поползла вперед. Пальцы Хадамахи соскользнули с края, и мальчишка кубарем откатился прочь.
С шумным вздохом плита встала на место, намертво сливаясь со сплошным монолитом стены. Пляшущие багровые отблески погасли.
Опираясь на локти, Хадамаха с трудом приподнялся…
По стенам заметались сполохи Голубого огня. Раздался громкий топот, и в каменный зал ворвался крепкий аромат настоявшейся араки. А уж следом – Пыу собственной персоной.
– Это здесь! Здесь! Все сюда! – вопль щуплого стражника был звонким и пронзительным, как удар медного била. – Ага! – завопил он, увидев поднимающегося на колени мальчишку. – Вот ты мне и попался! Ты арестован! – Пыу прыгнул, повиснув на Хадамахе.
Хадамаха поднял на него воспаленные слезящиеся глаза. Пыу… Откуда он… Что ему надо? Перед глазами крутились сверкающие алые колеса. Зал заполнился людьми и гомоном. Топоча и цепляясь концами копий за стены, ворвался полный десяток храмовой стражи. Засвистел, затрещал воздух, и изо всех коридоров, как рой пчел на сунувшегося в улей медведя, ринулись жрицы.
Медведя… в улей. В Улей! В зону 51! Нет, теперь – в зону 52! Хадамаху начала бить частая дрожь.
Брызжущие золотыми искрами шары Голубого пламени окружили его со всех сторон. Его схватили за плечи, заломили назад руки, вцепились в волосы и рывком запрокинули голову назад. Мальчишка зажмурился еще сильнее, чувствуя, как шкворчащий жар, на сей раз голубого цвета, придвигается к его лицу.
– Смотри на меня, мальчишка! – рявкнул властный женский голос.
Хадамаха приоткрыл один глаз и тут же зажмурился снова. В волосы ему вцепилась лично настоятельница.
– Я сказала – смотреть на меня! – гаркнула та. – Что произошло? Кто ты такой? – в такт каждому слову она дергала парня за волосы, так что голова у него болталась, как привязанная на ниточке. – Что делаешь здесь? – голос ее сорвался на страшный шепот.
Хадамаха судорожно вздрогнул – искра от пылающего Шара скользнула по его щеке, полоснув болью. Как волны у ледяных берегов Океана, вокруг рокотали гневные женские голоса, сквозь туман боли он видел искаженные злобой лица жриц.
– Жрица… Кыыс… пропала… выскочил… уволок… – с трудом проталкивая слова сквозь горло, высохшее, как рыба с прошлодневного улова, выдавил он. На потрескавшихся губах выступила кровь. Кожу начало печь, будто его физиономией по камням проволокли. Сейчас он был даже рад, что его держат, – на руках храмовых стражников можно было повиснуть.
– Что? – завизжала настоятельница. – Ты уволок жрицу Кыыс?
Хадамаха понял, что он тоже пропал.
– Осмелюсь доложить – это храмовый преступник! Осмелюсь доложить – он давно от меня скрывается! Осмелюсь доложить – я его поймал! – торжествующе отрапортовал Пыу.
– Я чего-то не понял? Храмовый преступник давно скрывается в храме? Ты его здесь поймал? – прозвучавший мужской голос был как ушат ледяной воды на раскаленные камни в бане. Много шипения, много пара – и тишина. Сквозь толпу храмовых стражников и жриц протолкался Советник и остановился над стоящим на коленях Хадамахой. За спиной у него бледным пятном маячило напряженное лицо тысяцкого.