К Хоремсебу подошел человек, весь в белом. Он почтительно подал на блюде два кубка и два флакона: один — золотой, другой — серебряный. Сначала князь взял золотой флакон, налил из него в кубок и выпил. Затем он наполнил кубок из другого и подал Нефтисе, которая, прислонившись к ложу, апатично смотрела на волшебное зрелище. Но едва острый аромат жидкости донесся до нее, она вздрогнула и, схватив кубок, залпом опорожнила его.
Ее бледное лицо внезапно покраснело, как будто она выпила огня, и зеленоватые глаза стали огненными. Бросившись к Хоремсебу, она схватила его руку и заговорила прерывающимся голосом:
— О, Хоремсеб, подари мне один взгляд любви, одно нежное слово. Я не хочу больше выносить такую жизнь. Полюби меня, как я люблю тебя, и позволь умереть у твоих ног.
Он обернулся. Ни малейшего волнения не было заметно на красивом лице. Его ясный и улыбающийся взгляд на минуту остановился на пылающих глазах жертвы. Обняв за талию Нефтису, он привлек ее к себе и свободной рукой указал ей на лужайку.
— Взгляни, — сказал он. — Можно ли перед этой чудной картиной думать о чем — нибудь другом?
От прикосновения его руки нервная дрожь пробежала по телу Нефтисы.
— Хоремсеб, я для всего слепа, кроме тебя, — сказала она, обвивая его шею руками и пытаясь поцеловать этот улыбающийся рот, суливший, как ей казалось, счастье.
Хоремсеб встал, преображенный. Глаза сверкали угрожающим огнем, а на губах появилось выражение неприступной гордости.
— Сумасшедшая, — зло прошипел он, освобождаясь от ее руки и грубо отталкивая ее. — Всегда твоя безумная и нечистая страсть отравляет минуты, когда я хочу, чтобы ты разделила со мной чувства, наполняющие мою душу.
Он отвернулся и, схватив маленький бронзовый молоток, ударил им в металлический тэмбр. Появились слуги. Один из евнухов увел онемевшую и пораженную Нефтису, несколько других окружили князя. Они надели на него пурпурный плащ, возложили на голову тиару, сплошь покрытую драгоценными камнями, и прикрепили к его плечам два золотых крыла, похожих на крылья ассирийских сфинксов. Нарядившись таким образом, он уселся на переносной трон, какой был у фараонов, и восемь человек взяли его на плечи. Этот странный кортеж двинулся через сад. Из разных аллей выступали группами мужчины и женщины и присоединялись к свите князя.
Процессия вышла на площадку, усыпанную песком. В конце ее, под крышей, поддерживаемой каменными колоннами, стоял довольно высокий жертвенник, у подножья которого в высоких треножниках курились благовония. По скрытой лестнице рабы внесли на жертвенник золоченое кресло, в котором восседал Хоремсеб, неподвижный, как идол. Мрачным и ледяным взглядом смотрел он на толпившихся у его ног людей, среди которых сновали мальчики, наполняя кубки опьяняющим питьем. Подражая священным танцам и пению при религиозных обрядах, пары подходили к жертвеннику и совершали возлияние.
Скоро, казалось, бешенство овладело всей этой толпой. Одуряющий аромат благовоний смешался с винными испарениями и запахом пота и образовал удушливую атмосферу, которую не могла рассеять даже ночная свежесть. Наконец танцы перешли в оргию, отвратительные сцены которой отказывается описывать перо. Один новый бог восседал на жертвеннике и был, казалось, недоступен животным страстям, им же разнузданным. Холодный, с раздувающимися от внутреннего удовлетворения ноздрями, он следил за всей оргией, пока эта рычащая толпа не стала кататься по земле, а затем впала в тяжелое забытье. Оставшись один на своей высоте, он с насмешливой самодовольной улыбкой смотрел на отвратительный беспредел вокруг себя.
Наконец он встал, сошел с жертвенника и медленно направился к двери в садовой стене, тянувшейся вдоль Нила, отодвинул засов и открыл ее. Перед ним была лестница сфинксов. У подножья Нил катил свои воды. Как очарованный, Хоремсеб прислонился к стене и смотрел на восходящее светило. Казалось, солнце из — за гор засыпало все золотом и рубинами и сияло, выходя из мрака, обдавая землю потоками огня и жизни. Золотые лучи играли на пурпурной мантии и золоченых крыльях. Они будто хотели пробиться к душе бедного безумца, ничтожного смертного и слепого бога.
Несколько минут Хоремсеб стоял, мечтая и чувствуя себя богом, изгнанным из своего сияющего отечества, и вдруг им овладело чувство пустоты, отвращения и усталости. Отдаленные крики нескольких лодочников и шум просыпающегося огромного города оторвали его от этих мыслей. Быстро заперев двери, он направился ко дворцу. Ожидавший у входа старый раб повел его в спальню и помог раздеться. Страшно утомленный, Хоремсеб упал на постель и заснул.
Павильон на острове среди пруда состоял из двух комнат и одной спальни, которая сообщалась коридором с узкой башней. Другая, значительно большая башня была вся прорезана высокими окнами, закрытыми драпировками. В первой комнате стоял стол, заваленный папирусом, шкатулками, флаконами и связками сухих растений. Масляная лампа слабо освещала все это, и великолепная, совершенно черная кошка потягивалась, устремив фосфоресцирующие зрачки на обнаженный череп человека, сидевшего у лампы и погруженного в чтение.
Это был худой человек маленького роста, на нем было полотняное платье, отделанное внизу бахромой. Худощавое и сморщенное лицо, несмотря на бронзовый цвет, было бледно. На нем лежала печать железной воли. Высокий и широкий лоб указывал на большой ум, а из — под густых бровей сверкали серые, мрачные и глубокие глаза, полные беспощадной жестокости. Он читал, чертил железным острием какие — то знаки и считал, что — то бормоча.
Ученый был так увлечен работой, что даже не заметил, как вошел Хоремсеб. На лице князя не было видно и следа того ледяного высокомерия, которое обычно его не покидало. Он с болью и восхищением смотрел на ученого. Подойдя к нему, он почтительно сказал:
— Приветствую тебя, учитель!
Старик быстро выпрямился. При виде посетителя благосклонная улыбка озарила его лицо.
— Добро пожаловать, сын мой. Да хранят бессмертные каждый твой шаг, — сказал он, протягивая руку. Хоремсеб пожал ее, сел рядом со стариком и спросил со сверкающим взором:
— Ну что, учитель, как идут твои опыты? Есть ли какие — нибудь результаты?
Отпив несколько глотков молока, ученый сказал с самодовольной улыбкой:
— Великий дух да благословит мои усилия! Я надеюсь, что скоро мне удастся довести волны ароматов до нужной плотности. Тогда, сын мой, твое горячее желание может быть исполнено. Я буду в состоянии раскрыть перед тобой и твое будущее, и прошедшее. Последнее, конечно, гораздо менее интересно, так как оно заключает в себе уже перенесенные страдания и испытания.
— Ах, Таадар, как я жажду узнать будущее и как стремлюсь познать странные силы, управляющие нами, — пробормотал Хоремсеб. Яркий румянец выступил на его лице.
— Любопытство законное и понятное, сын мой. Будущее — это судьба нашей души. Если мне удастся уловить аромат, который издает в пространстве наше астральное тело, то можно будет узнать, так сказать, меру силы, управляющую нашими действиями, так как нашими поступками руководит аромат, оказавшийся сильней и победивший другие ароматы. Каждый отдельный аромат развивает различные чувства. Всякий человек и всякий народ обладает своим собственным астральным запахом. Все, начиная с камней, растений, животных, имеет свой специальный запах. Один аромат создает расовую ненависть и личную антипатию. Только он делает порочное существо ненавистным добродетели, а добродетель — неприятной пороку. В какой степени аромат может влиять на поступки и чувства, ты уже испытал, используя благоухание любовного цветка. Живительный и возбуждающий аромат дает жизнь, излишек его приносит смерть, обрывая нити жизни. Отлично известно, что ложе из цветов смертельно. Так же точно каждое чувство развивает в пространстве известный свет. Каждый аромат есть корень чувства. Аромат производит свет и звук. Звук образует музыку. Каждый звук имеет свой собственный запах, неуловимый, конечно, для грубого тела и для грубых неразвитых чувств человека, еще находящегося под тяжестью своей материальной жизни, но могущество этого аромата громадно. Как доказательство моих слов припомни, что больные и лишенные пищи люди часто слышат запахи, неуловимые для окружающих их. Точно так же многие животные обладают настолько развитым обонянием, что на большие расстояния могут идти по следу человека и зверя только по запаху, который они оставили после себя. Если бы удалось найти средство увеличить силу влияния ароматических вибраций на чувства для их возбуждения, то можно было бы рассеять тени, омрачающие зрение и ум, и создать достаточно света, чтобы видеть будущее. Все пять чувств: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание доступны правильно сложенному человеку.