Book.

— Марта? Добрая и верная девушка. Она покинула меня и вышла замуж. Но что она может сказать? — подивилась княгиня.

— А вот мы сейчас услышим,— сказал Рауль, вста­вая.— Видимо, много горя выпало на ее долю, она боль­на, кажется, и вид у нее расстроенный.

Когда дамы в сопровождении князя вошли в каби­нет, Марта, сидевшая на стуле с беспомощным видом, встала и почтительно поклонилась.

— Что с тобой, бедная Марта?! У тебя такой изну­ренный и болезненный вид,— воскликнула Валерия.

Она с глубоким состраданием смотрела на бледное, взволнованное лицо своей бывшей камеристки.

— Я не достойна вашей доброты,— проговорила Марта, целуя руку княгини,— я умираю, но по мило­сти Божьей успею исповедать мою перед вами вину и облегчить свою совесть.

— Вероятно, украла что-нибудь,— подумал Рауль, отстегивая саблю и садясь к столу.— Говорите, моя милая, и без страха сознайтесь в том, что тяготит вашу совесть,— сказал он вслух, снимая пистолет и кладя его возле себя.

Марта хотела говорить, но дрожавшие губы не по­виновались, ноги ее подкашивались, и она пошатнулась.

— Прежде всего сядьте,— сказал Рауль,— и успо­койтесь. Что бы вы ни сказали, обещаю вам снисходи­тельно выслушать признание и сохранить его в тайне. Говорите же смело. Может быть, ваша вина не столь тяжела, как вам кажется.

Водворилась минута молчания. Антуанетта и Вале­рия с душевной тревогой смотрели на несчастную, страш­ное волнение которой предвещало важное открытие.

Раулю надоела эта долгая прелюдия. Он взял со стола пистолет, вынул из кобуры и от нечего делать стал его рассматривать. Наконец, Марта отерла глаза и с трудом начала свой рассказ.

— Мой покойный муж Стефан был камердинером у банкира Самуила Мейера. В ту пору мы еще не име­ли необходимых средств для обзаведения хозяйством. Но неожиданное предложение банкира посулило нам со­стояние, обеспечивающее нам независимую будущность.

Присутствующие переглянулись с удивлением. При­чем в этом признании имя Самуила?

— Гнусного поступка требовал г-н Мейер и платил за него золотом,— продолжала Марта на минуту пре­рванную от изнеможения речь.— Мы поддались иску­шению, и предательство совершилось. Но бог справед­лив, рука Господняя отняла у меня все, и теперь вы видите перед собой нищую, умирающую, которая при­шла покаяться вам в своем преступлении... — Она зары­дала.

— Говорите же, несчастная, что вы умыслили с про­клятым жидом? — гневно спросил Рауль.

Лихорадочное нетерпение охватило всех присутст­вующих. Теперь никто из них не сомневался в верности сообщения, но что будет дальше? Марта с твердой ре­шимостью встала.

— Накануне того дня, когда у вас родился ваш старший сын, баронесса Мейер тоже произвела на свет сына. Не знаю, зачем банкиру захотелось обменять детей. И вот, улучив момент, когда я была одна при княгине, банкир сам принес своего ребенка к террасе, а я отдала ему взамен маленького князя, место кото­рого и занял сын еврея.

Последовала минута зловещего молчания. Рауль за­дыхался. С быстротой молнии развернулась перед ним картина и весь ряд нравственных мук, бывших послед­ствием этого предательского поступка. Несправедливое обвинение Валерии, которую спасло от публичного скан­дала лишь заступничество покойной матери. Его сын и на­следник похищен, а воспитывал и ласкал он сына Мейера!.. Кровь бросилась ему в голову и в глазах потемне­ло, рассудок его угас в припадке безумного бешенства.

— Подлая воровка! Издыхай же как собака! — хрип­ло, задыхающимся голосом крикнул он и, подняв быв­ший в его руке пистолет, выстрелил.

Раздался тройной крик. Общее возбуждение поме­шало расслышать детские шаги в смежной комнате и никто не заметил Амедея, который приподняв портье­ру, весело сказал:

— Папа, урок окончен!

Марта же, увидя направленное на нее дуло писто­лета, инстинктивно откинулась в сторону, и пуля ударила прямо в грудь ребенка. При виде Амедея, упав­шего, даже не вскрикнув, Валерия лишилась чувств. Князь побледнел и вскочил, безумно глядя на мальчи­ка, который слабо шевелился в луже крови... В эту ми­нуту Рауль уже забыл все, что слышал, и видел лишь ребенка, которого привык называть сыном и любил, как собственного... Отбросив пистолет, он кинулся к раненому.

— Амедей, милый мой, очнись! — твердил он с му­чительным отчаянием, и судорожно прижимая его к гру­ди.— Боже милосердный! Не мог же я убить его!

Антуанетта усилием воли стряхнула сковавшее ее и лишившее слов оцепенение, кинулась к бесчувственной Валерии. Между тем выстрел всполошил весь дом и кабинет стал наполняться испуганными слугами. Страх, чтобы неосторожное слово князя или Марты не выдало тайны, вернул графине все ее хладнокровие. Она велела слугам отнести Валерию в ее комнату, а Марта, присевшая со страху за портьерой, была пору­чена Эльзе, преданной камеристке княгини. Затем Ан­туанетта посоветовала Раулю отнести ребенка в спаль­ню, чтобы сделать скорей перевязку. После этого гра­финя вызвала лакея и, сказав ему, что князь нечаянно задел курок, велела ехать в гостиницу «Франция», где находился друг семьи доктор Вальтер, и просить его как можно скорей подать помощь раненому, а потом заехать к отцу фон-Роте, сообщить ему о случившемся, а также пригласить его к князю. Сделав эти распоря­жения, она поспешила к постели, куда Рауль положил ребенка, а сам в мучительном отчаянии сидел в кресле. Дрожащими руками раздела графиня раненого, обмы­ла рану, из которой не переставала течь кровь, и по­ложила компресс.

В эту минуту Рудольф, бледный и расстроенный, по­явился в комнате.

— Боже мой! Что тут случилось? Я ничего не могу понять из болтовни прислуги,— сказал он, торопливо подходя к жене.

— Тс! — остановила его графиня, глазами указывая на князя, сидевшего с запрокинутой головой и с закры­тыми глазами.— Пойдем в соседнюю комнату, и я тебе все расскажу.

— Бедный Рауль,— прошептал граф, идя за женой, но, узнав признание Марты и все, что затем произошло, сжал кулаки.— Говори после этого, что г-н Мейер — не мерзавец! Ах, негодяй! Ты дорого заплатишь за свою месть! Бедный Рауль! На его месте я сделал бы то же. Разумеется, тяжело только, что вот ребенок подвернул­ся под руку. Хоть это не его сын, да все равно, черт возьми! И к собаке привыкаешь, а этого мальчугана он семь лет считал своим сыном. Ужасно!

Прибытие Вальтера прервало их разговор. Старый друг был кратко посвящен в случившуюся историю и, взволнованный, пошел осматривать раненого мальчика. Пока врач исследовал раненого, Рудольф нагнулся к Раулю, по-прежнему молча и бесстрастно сидевшему в кресле, и пожал ему руку.

— Мой бедный друг и брат, мужайся, не все еще потеряно. Ребенок жив, и может быть его спасут; но ты не в состоянии присутствовать при перевязке. По­йдем вместе к Валерии, ее нельзя покидать в такую минуту.

Рауль встал и молча пошел за графом. Но Валерия все еще была в обмороке, и князь бросился в отчаянии на диван с глухим рыданием. А пока Рудольф приво­дил в чувство сестру, прибежала встревоженная Элиза. Помогая графу, она сказала, что у Марты, по приходе к ней в комнату, хлынула горлом кровь, и она упала в обморок, придя в себя потребовала священника, так как чувствовала, что умирает. Отец фон-Роте, за кото­рым посылали камердинера Франца, прибыл и теперь исповедует умирающую.