Шарль слушал рассказ Ангелики, затаив дыхание. Как истинный католик, он никогда не проявлял интереса к алхимии, а уж тем более к теме создания дьявольского гомункулуса, однако история женщины захватила его воображение. Сконци же, в отличие от графа, окончательно сник.
Неожиданно для всех редкостную осведомлённость в затронутом вопросе проявил дон Калидо:
– Насколько я понимаю, Филипп Артамада решил вывести сразу двух гомункулов, а кровь ему понадобилась для подпитки ею на определённом этапе созревания двойников ― вашего и его собственного. Я прав?
– О да, вы абсолютно правы, дон Калидо! И, главное, Артамада достиг реальных результатов, просто гомункулы оказались слишком далеки от совершенства… Именно по этой причине он и заявил чуть позже альгвазилу, что для успешного завершения эксперимента ему потребуется молодая сильная девушка, желательно… девственница. Альгвазил пошёл ему навстречу и вскоре доставил на остров сразу четырёх девушек. В их невинности он нисколько не сомневался, ибо все девушки были… монахинями!
Сконци сильно побледнел, и Хосе Калидо поспешил наполнить чашу вином и передать её иезуиту:
– Дон Сконци, я понимаю, что вам, как верному слуге Господа, нелегко слушать обо всём этом кощунстве. Но разве не наш долг ― предупредить подобные злодеяния?!
– Предупредить… – эхом отозвался иезуит и залпом осушил чашу. – Да, да, я готов слушать дальше, – он перекрестился и быстро прошептал молитву.
– А вскоре после этого обстановка в замке и лаборатории существенно переменилась. Я не знаю, что случилось на самом деле: альгвазил, хоть я и была его любовницей, никогда не посвящал меня в подробности своих замыслов. По сути, в мои обязанности входило лишь помогать алхимикам да дарить плотские наслаждения хозяину замка, если он таковых вдруг пожелает. И всё-таки я почему-то уверена, что у альгвазила и Филиппа с появлением монахинь появилось именно то недостающее звено, которое позволяло им теперь произвести на свет чудовище-гомункулуса. Невольно меня охватил безотчётный страх. От всевидящего альгвазила сей факт не ускользнул, и все дальнейшие опыты стали проходить без моего участия. Тем не менее, спустя некоторое время я всё же узнала, что три девушки из четырёх умерли в страшных муках. Оставшуюся же в живых содержали в отдельном, тщательно охраняемом помещении замка, и входить к ней можно было лишь с разрешения альгвазила. Я догадалась, что Филипп выращивает гомункулуса прямо в чреве несчастной девушки…
Шарля, несмотря на тёплый вечер, прошиб холодный пот.
– Матерь Божья! – в смятении воскликнул он. – Много чего я повидал за свою бурную жизнь, но ничего страшнее не слышал! Одного не понимаю: почему Артамаде понадобились именно девственницы?
Бледный как полотно Сконци пристально посмотрел на Шарля:
– Мои предположения относительно использования невинности девушек невероятны и страшны, и очень хотелось бы ошибиться… – Он истово перекрестился: – Господи, помоги мне! Направь по пути истинному!..
– Кстати, Ангелика, а почему ты все же бежала из замка? – сменил тему Шарль. – Тебе ведь, как я понимаю, ничто там не угрожало…
– Вы ошибаетесь, ваше сиятельство. В один прекрасный день, если его можно назвать таковым, альгвазил неожиданно отдал приказ уничтожить всех обитателей замка, включая немых стражников и немую прислугу! Не избежать бы сей участи и мне, просто за время своего заточения я не только прекрасно изучила замок, но и научилась слышать не предназначенное для моих ушей, бесшумно передвигаться, прятаться в укромных уголках – словом, держаться незаметно…
– А что стало с той монахиней? – едва слышно перебил женщину Сконци.
– Не знаю. Думаю, переправили в другое место.
В Толедо старые знакомые отправились уже втроем: Шарль, Сконци и… Ангелика. Дабы избежать опасных и нежелательных встреч, женщина облачилась в мужской костюм, укрыв свои пышные волосы под широкополой шляпой. В душе, правда, Ангелика надеялась, что альгвазил давно «похоронил» ее: проплыть от замка почти лье до ближайшего острова, да еще женщине, должно было показаться ему немыслимым.
Двигались путники неспешно, ибо за долгие годы, проведенные в замке, от конных прогулок Ангелика отвыкла совершенно. Почти сразу после того, как Таррагона осталась позади, буквально через несколько льё, всадница почувствовала, сколь сильно натирает седло, но, стиснув зубы, терпела боль и не жаловалась.
Направляясь в Толедо, Сконци лелеял надежду непременно отыскать там графиню Консуэло де Ампаро, хотя и признавал, что гостья графа могла назваться вымышленным именем. В силу этого иезуит был преисполнен решимости собрать сведения обо всех тамошних родовитых дамах и с маниакальным упорством следовал к намеченной цели.
На подъезде к Толедо Ангелика вновь сменила мужской наряд на женский. Шарль, проявив похвальную внимательность, раздобыл для спутницы дамское седло, и теперь Ангелика восседала на коне, словно настоящая кастильская донна. Для пущей конспирации Сконци придумал ей новое имя, и Ангелика превратилась в Исидору де Монтехо ― дочь почтенного идальго, владеющего небольшим замком в Арагоне. Истинность происхождения новоиспеченной донны подтверждала специально выправленная по этому случаю соответствующая грамота.
Впервые за много лет почувствовав себя в относительной безопасности, благодарная Ангелика легко простила людей, передавших ее когда-то в руки инквизиции. За последние годы она научилась остро чувствовать исходящие от людей зло и коварство, а сейчас интуиция подсказывала ей, что граф и иезуит – ее союзники, ведь теперь она нужна им. Правда, после того как неутомимый Сконци постигнет тайну острова Форментера, женщина рассчитывала расстаться с новоявленными друзьями, но не теперь: вдруг альгвазил все же разыскивает ее? А еще Ангелика очень сожалела об оставшемся у альгвазила талисмане Гуальбареля, принадлежавшем некогда ее покойной матери…
Через Валмендорские ворота путешественники проследовали в Толедо и переправились по каменному мосту Святого Мартина на другой берег реки Тахо. Миновав замок Сен-Серванд, где вместо канувших в лету тамплиеров обосновался теперь орден Калатрава, они достигли одной из извилистых улочек, все еще хранивших память о мусульманском владычестве, и остановились перед просторным домом, отстроенным в стиле мухедар. На фоне тесно прилепившихся друг к другу многочисленных построек здание поражало своими красотой и величием.
Хозяин дома дон Базилио оказался на редкость любезным и гостеприимным человеком (как, впрочем, и все друзья Сконци, с которыми Шарлю уже довелось познакомиться). После радушного застолья дон Базилио поведал иезуиту и его спутникам обо всех последних новостях Толедо, однако имя графини де Ампаро в его рассказе не проскользнуло ни разу.
Зато Сконци услышал много нового об ордене «Второе пришествие», учрежденном архиепископом Фернандо де Нойя почти пятнадцать лет назад и пользующемся покровительством самого короля Хуана II Кастильского Трастамары и, конечно, его фаворита герцога де Луны. И вот теперь иезуит узнал, что восьмидесятилетний Фернандо де Нойя скоропостижно скончался, так и не успев утвердить устав ордена у папы Евгения IV…