— Да, с таким не каждый день столкнешься. — Потом, переведя взгляд на Белгарата, спросил: — А не может эта птичка снова наведаться к нам? Нервная у нас получится дорога, если нам придется на каждом шагу оглядываться. Она мстительная?
— А ты как думаешь? — спросил его в свою очередь старик.
— Все-таки Гарион как-никак подрезал ей немного хвостик. Не примет ли она это слитком близко к сердцу?
— Как правило, это не в ее духе, — ответил Белгарат. — Она несильна разумом. — Старик нахмурился. — Меня другое волнует — есть в этой встрече что-то не то.
— Начать с самой этой встречи. — Шелк с омерзением поежился.
— Я не о том. — Белгарат покачал головой. — Не уверен, правильно ли я понял, но мне кажется, птица прилетала по поводу одного из нас.
— Эрионда? — предположил Гарион.
— И вам кажется, да? Но когда она увидела его, как мне думается, она вроде бы испугалась. И что он имел в виду, когда говорил ей какие-то странные слова?
— А кто его знает? — сказал Шелк, пожав плечами. — Он всегда был странным мальчиком. Я не думаю, что он живет в одном мире с нами.
— А почему дракона так напугал меч Гариона?
— Этот меч пугает целые армии, Белгарат. Одно его пламя чего стоит.
— Но этой птице нравится — да, нравится! — пламя. Я видел, с каким умилением она смотрела на полыхающую конюшню. А как-то раз она целую неделю летала и любовалась лесным пожаром. А вот что с ней произошло этой ночью — убей, не могу понять.
Из чащи, где были привязаны лошади, вышел Эрионд, старательно обходя высокие кусты, с которых при малейшем прикосновении обрушивалась вода.
— Все в порядке? — спросил Гарион.
— С лошадьми? Все нормально, Белгарион. Завтрак небось почти готов?
— Если это можно так назвать, — с кислой миной промямлил Шелк.
— Полгара отлично готовит, Хелдар, — горячо вступился за нее Эрионд.
— Каша — она и есть каша, тут даже лучший повар мира ничего не придумает.
Глаза у Эрионда засветились.
— Каша? О, я так люблю кашу.
Шелк посмотрел на Эрионда внимательно, а потом с досадой обратился к Гариону:
— Видишь, как легко подкупить молодежь? Вот оно, воспитание. — Он пожал плечами и со скучной физиономией добавил: — Ладно, что бы там ни было, а надо идти.
После завтрака они свернули ночной лагерь и под моросящим дождем тронулись в путь. Около полудня они вышли на широкое поле, местами поросшее кустарником и с пнями, торчащими тут и там. Шириной оно было с четверть мили, а в центре шла широкая и грязная дорога.
— Вот главная дорога из Мургоса, — сказал Шелк с удовлетворением.
— А зачем они посрубали все деревья? — спросил его Эрионд.
— Это из-за разбойников, которые подстерегают путников, прячась близ дороги. А хороший обзор позволяет путешественникам издалека увидеть разбойников и скрыться от них.
Путники выехали из леса, миновали заросшую высокой травой опушку и очутились на грязной дороге.
— Теперь мы можем ехать быстрее, — сказал Белгарат и пустил лошадь резвым шагом.
Они ехали по дороге на юг в течение нескольких часов, и почти все время легким галопом. Расставшись с лесистыми предгорьями, они оказались на заросшей травой равнине. Въехав на вершину небольшого холма, они дали немного отдохнуть лошадям. На северо-западе за пеленой дождя угадывалась граница Арендийского леса, а недалеко впереди, на луговой равнине, — мрачные очертания серых стен мимбрийского замка. Сенедра вздохнула, глядя на скучную мокрую равнину и крепость, у которой, казалось, и камни были пропитаны упрямой подозрительностью, столь характерной для арендийского общества.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил Гарион, обеспокоенный выражением ее лица, которое, как он опасался, могло служить признаком возврата к недавней меланхолии, с таким трудом преодоленной.
— Эта Арендия — такое печальное место, — произнесла Сенедра. — Тысячи лет ненависти и горя. И кому они что доказали? Даже этот замок — и тот словно плачет.
— Просто дождь, Сенедра, — заметил Гарион предельно спокойным тоном.
— Да нет, — со вздохом возразила Сенедра, — не только.
Дорога из Мургоса представляла собой грязный желтый шрам, протянувшийся через поля побуревших и поникших трав. По этой дороге, змейкой извивавшейся под уклон к Арендийской долине, они ехали несколько дней — мимо громад мимбрийских замков и через грязные деревеньки с соломенными крышами и плетнями, над которыми постоянно висел в прохладном воздухе дым из труб, словно ядовитые испарения, а на лицах подневольных людей, облаченных в лохмотья, была написана вся история их жизни, прожитой в беспросветной нищете. На ночь путешественники останавливались в придорожных постоялых дворах, пропахших несвежей едой и немытыми телами.
На четвертый день, оказавшись на вершине холма, они увидели внизу Большую Арендийскую ярмарку, стоявшую на развилке дороги из Мургоса и Великого Западного Пути. Палатки расползлись в пестром смешении голубого, красного и желтого цветов во всех направлениях на лигу и больше, а по дорогам под серым дождливым небом тянулись вереницы груженых повозок, словно цепочки муравьев.
Шелк сдвинул на затылок свой поношенный головной убор и сказал:
— Может, мне лучше спуститься и оглядеться, прежде чем мы все туда поедем. Мы давно не бывали в этих местах и осмотреться не помешает.
— Хорошо, — согласился Белгарат, — только без всяких выкрутасов.
— Выкрутасов?
— Ты знаешь, о чем я говорю, Шелк. Держи там себя в руках.
— Можешь на меня положиться, Белгарат.
— Другого не остается.
Шелк улыбнулся, пришпорил лошадь и поскакал галопом, а остальные шагом поехали вниз по длинному склону в сторону вечно «временного» палаточного городка посреди моря грязи. По мере приближения к ярмарке Гарион все явственнее слышал какофонию от смешения звуков — одновременного крика тысяч голосов.
Доносились до путников и мириады запахов — специй и готовящейся пищи, редких духов, конюшен и загонов для лошадей.
Белгарат попридержал коня.
— Подождем Шелка здесь, лишние неприятности нам ни к чему.