– Вы почтили наш лагерь своим посещением, Древнейший, – сказал он, – и я желаю вам удачной дороги.
– Думаю, имея олгарских коней, мы не задержимся, – ответил Волк.
– Мои всадники проводят вас по известной только нам дороге, и через несколько часов вы окажетесь далеко от Мероса. Потом они подождут и убедятся, что за вами нет погони.
– Трудно выразить, как я благодарен вам, великодушный воин, – объявил Волк, кланяясь – Это я должен вечно благодарить богов за то, что смог оказать вам услугу!
– поклонившись в ответ, воскликнул олгар.
Через несколько минут путешественники пересели на новых коней. Часть олгарских воинов скакала впереди, остальные – в арьергарде. Всадники помчались обратно на запад сквозь тёмную снежную ночь.
Постепенно почти незаметно небо стало бледнеть. Неутомимые кони летели навстречу разгорающемуся свету; толстое покрывало снега, лежащее на широкой поверхности Великого Северного пути, заглушало стук копыт. Гарион, оглянувшись, заметил измятые сугробы и извилистую полосу, оставленную кавалькадой; снег, резко белеющий в сероватом тумане, уже начал засыпать следы.
Когда совсем рассвело, господин Волк придержал лошадь, от которой шёл пар, и поехал шагом.
– Далеко успели уйти? – спросил он Силка.
Человечек с лицом хорька стряхнул с плаща снег, огляделся, пытаясь найти хоть какую-то веху в мельтешащем занавесе падающих снежинок.
– Десять лиг, – решил он наконец, – может, чуть больше.
– Отвратительный способ путешествовать, – проворчал Бэйрек, морщась и неловко ёрзая в седле.
– Лучше подумай, как себя чувствует твой конь, – ехидно ухмыльнулся Силк.
– Далеко ещё до Камаара? – спросила тётя Пол.
– От Мероса сорок лиг, – ответил Силк.
– Нужно найти убежище, – решила она. – Нельзя без отдыха промчаться галопом сорок лиг, кто бы там ни преследовал нас.
– Думаю, о погоне беспокоиться не стоит, – сказал Волк. – Олгары задержат Брилла и его прихвостней и даже Эшарака, если им вздумается помчаться вслед.
– Да, по крайней мере олгары хоть на это годятся, – сухо согласился Силк.
– Если я точно помню, здесь недалеко, в пяти милях к западу, должна находиться имперская гостиница, где живут легионеры, – объявил Волк. – Хорошо бы добраться туда к полудню.
– А нам позволят там остановиться? – засомневался Дерник. – Толнедрийцы особым гостеприимством не отличаются.
– Зато они способны продать всё по сходной цене, – возразил Силк. – Неплохое место для ночлега. Даже если Бриллу или Эшараку удастся ускользнуть от олгаров и проследить, куда мы пошли, легионеры не допустят в своих стенах никаких глупостей.
– Что делают толнедрийские солдаты в Сендарии? – спросил Гарион, почувствовав прилив патриотического негодования.
– Толнедрийцы наловчились составлять договоры даже лучше, чем обвешивать покупателей, – пояснил Силк.
– Ты непоследователен, Силк, – хмыкнул Волк. – Не возражаешь против построенных ими приличных дорог, но терпеть не можешь толнедрийских солдат!
Одно без другого не бывает!
– Я и не пытаюсь быть последовательным! – жизнерадостно ответил остроносый акробат. – Если мы собираемся насладиться их сомнительным уютом к полудню, нужно спешить. Не хотелось бы лишить возможности его императорское величество обчистить мои карманы!
– Ну что ж, едем, – согласился Волк, вонзая каблуки в бока олгарского коня, нетерпеливо перебиравшего под ним ногами.
Они добрались до гостиницы к полудню, почти ничего не видя из-за сильного снегопада. Крепкий забор окружал несколько приземистых зданий. Легионеры, населявшие их, были совсем не похожи на тех толнедрийских торговцев, которых встречал Гарион, – ни вкрадчивых манер, ни льстивого голоса; закалённые в боях солдаты с жёстким взглядом и грубыми манерами, в латах и шлемах с перьями. Они держались гордо, даже высокомерно, с сознанием того, что за их спинами – сила и мощь Толнедры.
Еда в обеденном зале была самой простой и сытной, но ужасно дорогой.
Крохотные спальные закутки оказались безукоризненно чистыми, с жёсткими узкими постелями, толстыми шерстяными одеялами, и тоже обходились недёшево. В стойлах было прибрано, и тут господину Волку опять пришлось выложить немалую сумму.
Гарион забеспокоился при мысли о том, во что обошёлся старику ночлег, но Волк платил с таким безразличием, как будто имел бездонный карман.
– Отдохнём здесь до завтра, – объявил после обеда старик, – а вдруг снегопад к утру прекратится. Не нравится мне, что приходится брести вслепую через метель. Слишком многое может ускользнуть по пути от нашего внимания.
Гарион, совершенно отупев от усталости, с благодарностью выслушал Волка, клюя носом за столом. Остальные о чём-то тихо говорили между собой, но он был слишком измучен, чтобы вслушиваться.
– Гарион, – наконец сказала тётя Пол, – почему бы тебе не пойти спать?
– Не хочу, тётя Пол, – быстро встрепенувшись, ответил он, снова расстроившись, что с ним обращаются как с ребёнком.
– Немедленно, Гарион, – приказала она приводящим в бешенство, хорошо знакомым тоном. Казалось, всю жизнь он только и слышал от неё эти два слова:
«Немедленно, Гарион…» Но спорить, по всей видимости, не имело смысла.
Он встал и поразился тому, как трясутся ноги. Тётя тоже поднялась и повела его к выходу.
– Я сам найду дорогу, – запротестовал Гарион.
– Конечно, – согласилась она, – а теперь пойдём.
Из последних сил забравшись на кровать, Гарион блаженно растянулся во весь рост. Тётя подоткнула одеяло, натянув его чуть ли не до носа.
– Устройся хорошенько, а то простудишься, – велела она и притронулась прохладной рукой к его лбу, как часто делала с самого детства.
– Тётя Пол… – сонно позвал мальчик.
– Что, Гарион?
– Кем были мои родители? То есть я хочу сказать, как их звали?
Тётя серьёзно взглянула на него:
– Поговорим об этом позже.
– Я хочу знать, – упрямо настаивал он.
– Хорошо. Отца звали Гирен, а мать – Илдера. Гарион задумался.
– Имена не сендарийские, – наконец объявил он.
– Совершенно верно.