– Меня зовут Ростау[94], о, божественный…
* * *
– О, великие боги! Что с тобой, эрпатор?! – восклицал испуганно жрец, пытаясь привести наследника фараона в чувство.
Перед взором Тутмоса промелькнули Врата, ослепительный свет, длинный коридор и… он открыл глаза. Он вернулся в реальный мир…
– Я только что видел Гора, Бога света, и зодчего Ростау, – произнес он потрясенно. – Того самого, что построил пирамиды в Гизе…
Жрец помог эрпатору подняться.
– Твои видения, око солнца, происходят по воле богов, даже не сомневайся, – заключил он уверенно. – А это, в свою очередь, ещё раз подтверждает, что ты – живое воплощение Гора на земле.
Тутмос прикоснулся к Золотому доспеху на груди и с сожалением произнес:
– Я не могу вынести доспех из храма: это не жезл – его утаить невозможно…
– Так и не надо утаивать! – убежденно воскликнул Верховный жрец. – Ты достоин его, поэтому смело можешь предстать в нём перед своей свитой. Я же готов прилюдно подтвердить, что ты – избранник богов и живое воплощение Гора на земле!..
Появление Тутмоса в Золотом доспехе произвело на его спутников ошеломляющее впечатление. Большинство сегеров, в том числе Хранитель драгоценностей, рухнули на колени как подкошенные, буквально лишившись дара речи. Хафра же впал в состояние оцепенения и застыл, подобно храмовым изваяниям богов, уставившись на эрпатора немигающим взором. Наконец, в голове пронеслось: «Который из двух Золотых доспехов подлинный? Тот, что на эрпаторе, или тот, что на статуе Гора?..»
Камос также воспринял появление своего господина в новой ипостаси не однозначно. Придя в себя, он приблизился к нему и спросил:
– Что это значит, око солнца? Почему на тебе этот нагрудник?..
Теперь настал черёд Верховного жреца. Он подошёл к алтарю, простёр руки к статуе Гора и произнёс:
– Богам было угодно причислить нашего эрпатора к избранным и посвятить в свои тайны! Он – воплощение на земле самого Гора!.. – голос жреца звучал уверенно, каждое слово отчетливо разносилось по всему храмовому залу.
Камос, испытав внезапно прилив неведомых ему доселе возвышенных чувств и повинуясь им, опустился перед эрпатором на колени и не менее торжественно, чем жрец, провозгласил:
– Да будет так!
– Мы навек – твои верные слуги, о, божественный! – последовал его примеру и Хафра. Про себя же подумал: «Так можно объявить воплощением бога кого угодно… А где доказательства? Что, если Золотой нагрудник на эрпаторе – всего лишь искусная подделка? Или наследник и впрямь решил заполучить все реликвии, дабы обрести безграничную власть? Но зачем? Неужели для того, чтобы свергнуть фараона, родного отца?! А почему бы, кстати, и нет?.. Любой египтянин, узнав, что эрпатор – земное воплощение Гора, пойдет за ним слепо и беспрекословно… И смена правителя в Та-Кемете произойдет, таким образом, без излишнего кровопролития…»
* * *
Представив на мгновение удивленные и потрясенные лица Нахмина и его воинов в момент, когда он предстанет перед ними в Золотом доспехе, Тутмос почувствовал себя отчего-то неловко и, поразмыслив, решил доспех пока снять. Сегеров же, весьма растрогавших его проявлением верности и преданности, он попросил сохранить услышанное от жреца в тайне хотя бы до утра, дабы не будоражить сей ошеломляющей новостью воинов гарнизона Элефантины. О местном населении он не беспокоился: ивримы исповедовали единобожие.
Ночь у эрпатора выдалась бессонной. Он почти не сомкнул глаз, пытаясь разобраться в себе, своих чувствах, желаниях и стремлениях. «Я владею жезлом и доспехом, но что же дальше? – мысленно вопрошал себя Тутмос. – Отправляться на поиски Ковчега в Нубию? Однако ни один из верховных жрецов не в состоянии указать мне его местонахождение даже приблизительно… А что, если Ковчег вообще утрачен навсегда? Погиб, например, в огне или варварски уничтожен невеждами?.. Хорошо, предположим, что я всё-таки найду его… И как же мне надлежит поступить с реликвиями далее? Воплощением бога Гора меня здесь, на Элефантине, уже объявили, значит, скоро молва об этом достигнет и Инебу-Хеджа. Как, интересно, отреагирует по сему поводу отец? Не воспримет ли своеобразным покушением на его трон? Но я ни в коем случае не хочу узурпировать власть! Я всего-навсего хочу стать хранителем Ковчега Могущества!.. Надо будет постараться объяснить отцу, что я желаю лишь одного – служить богам и охранять реликвии… Он должен поверить мне…»
С этой мыслью Тутмос и заснул, когда за окном уже забрезжил рассвет.
* * *
Недолгий сон эрпатора был прерван поутру шумным вторжением в его покои Камоса: лишь ему, по старой дружбе, дозволялась подобная дерзость.
– Прости, око солнца, что разбудил, но у меня плохие новости: в Нубии – восстание! – срывающимся от волнения голосом сообщил сегер. – Наместник Мермос прислал на Элефантину гонца с депешей, в которой умоляет начальника гарнизона о помощи. Нахмин просит принять его…
Тутмос мгновенно поднялся:
– Прикажи позвать Хранителя гардероба…
Эрпатор умел приводить себя в порядок по-военному быстро, поэтому уже очень скоро принял Нахмина, и тот подробно доложил ему о событиях, произошедших в Нубии.
Сначала мятеж охватил южные области, примыкающие к землям Унешек и Шуа, а затем распространился практически по всей стране: местные феодалы, заручившись поддержкой племенных царей, вознамерились отделиться от подвластной Та-Кемету Нубии, дабы править своими территориями самостоятельно. Разрастаясь неслыханными темпами, восстание охватило вскоре Напату и теперь стремительно приближалось к северным областям Нубии, угрожая Куббану, Ибриму и, возможно, даже уже Небехту – резиденции самого наместника.
Для противостояния мятежникам наместник Мермос в срочном порядке сформировал временную армию, навербовав жителей из северных земель Нубии: лишь там египетское влияние укоренилось столь сильно, что местное население не только не поддержало мятежных единоплеменников, но даже и само требовало жестокого их наказания. Мермос лично произвел смотр наёмников и пришел к выводу, что в целом новоиспеченное войско должно отлично справиться с возложенной на него вспомогательной функцией: поддерживать продвижение профессиональных армейских частей вглубь южных территорий.
Однако людей, увы, по-прежнему не хватало, а оголять территории, прилегающие к Небехту, Мермос категорически не хотел – из опасения, что ливийские племена, воспользовавшись ситуацией, могут нанести по резиденции наместника неожиданный и сокрушительный удар. Потому, собственно, и отправил гонца на Элефантину с просьбой о помощи.
В заключение Нахмин подчеркнул, что вверенный ему гарнизон находится в боевой готовности, поэтому он может отдать приказ о погрузке на корабли и отправке в Нубию в любой момент.
Выслушав начальника гарнизона Элефантины до конца, эрпатор похвалил его за верную службу, после чего изъявил желание принять личное участие в предстоящих военных действиях.