Полянский с удовольствием избавился от тяжёлых лат и предался дальнейшему изучению коллекции. В ней были доспехи князя Конрада, в которых тот участвовал в Крестовом походе, его щит и меч. А также ещё несколько доспехов, принадлежавших некоему саксонскому герцогу, а также одному из датских королей. На стене в зале висели различные мечи, разнящиеся по форме, величине и предназначению. Богатая отделка драгоценными камнями, инкрустация золотом и серебром производила впечатление. Поручик постарался прикинуть: сколько может стоить подобная коллекция? Но всему получалось, немало. И вряд ли европейские музеи отказались бы её приобрести.
У него возникла новая версия: кто-то охотится именно за коллекцией. Да, но почему её тогда не попытались украсть? Слишком громоздкая… Но тогда украли хотя бы доспехи Дракулы, ведь про него в Европе, особенно в Валахии, ходят различные легенды. М-да… Но зачем тогда столько таинственных смертей?!
Полянский терялся в догадках.
Его привлекла небольшая витрина, в которой хранились различные кинжалы, стилеты и богатые пряжки с различными ухищрениями. И одно из таких ухищрений особенно заинтересовало поручика: над ним красовалась надпись, видимо сделанная ещё рукой Николая Яковлевича, чтобы гости могли без труда наслаждаться редчайшими экземплярами. Сия надпись выцветшими от времени чернилами гласила: «Валет – двойной кинжал, хранящийся в напоясной пряжке».
Полянский аккуратно открыл стекло небольшой витрины и извлёк вещицу. Действительно, валет представлял собой небольшой раздвоенный кинжальчик. Вероятно, он специальным образом вставлялся в пряжку пояса и при необходимости весьма неожиданно для противника из неё извлекался.
Поручик покрутил сие необычное оружие в руках.
За спиной Полянского послышались шаги. Он обернулся: перед ним стоял управляющий. Он изучающе смотрел на поручика.
– Проявляете интерес к экспонатам коллекции? – вежливо поинтересовался он.
– Да, сударь. Захватывающее зрелище. Примерив на себя так называемые доспехи Дракулы, я сделал неутешительный вывод.
Берсеньев напрягся.
– И какой же, позвольте узнать?
– Тот, кто напугал Николая Яковлевича Шаховского, не мог в них облачиться по причине тяжести оных. Вот и всё.
Управляющий рассмеялся.
– Но зачем призраку облачаться в доспехи?! Он же – призрак. Потом его видела сиделка, что ухаживала за старым графом.
– Возможно, она что-то или кого-то видела, но явно не в этих доспехах. Я совершенно уверен, – заметил Полянский.
Управляющий многозначительно хмыкнул.
– Что ж, жандармерии видней. Вы бы лучше послушали, что в имении говорят.
– Я уже в курсе этих семейных преданий.
– Где вы предпочли разместиться? – как бы невзначай поинтересовался управляющий.
Полянский многозначительно взглянул на управляющего.
– Пока в покоях старого графа. Насколько я понял, это наиболее тёплая комната.
– Увы, сударь. Надобно заниматься каминами… Всё не досуг. Дворецкий в последнее время спился. Какой из него помощник! Всё приходится делать одному. Да простите, я не представился: управляющий имения Дмитрий Сергеевич Берсеньев.
– Полянский Алексей Федорович…
– Я тотчас прикажу привести камин в соседней комнате в порядок… – пообещал он.
– Я хотел бы после завтрака осмотреть дом самым тщательным образом. Вы мне поможете? – обратился поручик к управляющему. – А заодно и поделитесь своим мнением…
* * *
После осмотра усадьбы Полянский сел за письменный стол в кабинете покойного Николая Яковлевича, взял лист бумаги и набросал её приблизительный план. Усадьба Шаховских, построенная почти сто лет назад, была ничем не примечательна.
Первый этаж занимала просторная кухня, людская; горница, где рукодельничали крепостные девушки, комната дворецкого, лакейская. На втором этаже – просторная рыцарская зала, в которой происходили светские увеселения, балы и приёмы. Затем – столовая, кабинет, библиотека, спальня старого графа, рядом с ней ещё две смежных комнаты, в которых осенью жили Григорий и Наталья; две детские угловые комнаты, перестроенные и объединённые в одну; и комната для гостей, отсыревшая, с разбухшей дверью, и практически непригодная для жизни.
Чердак Полянский осмотрел с особым тщанием, но и там ничего необычного не обнаружил. Теперь он аккуратно выводил на бумаге, по памяти, его замысловатую конфигурацию.
– Так, так… – протянул свою излюбленную фразу поручик. – С виду обычная усадьба… Но стены как в крепости… Возможно прихоть пращура Шаховских… Он, как я понял, был инженером-фортификатором. Вот и выстроил себе дом-крепость.
Покуда Полянский изучал усадьбу, опрашивал домашнюю челядь и, наконец, протрезвевшего дворецкого, Наталья Васильевна все более входила в роль барыни, выказывая прислуге своё крайнее недовольство.
В особенности досталось управляющему. Графиня не желала выслушивать его оправдания, что, мол, он приступил к обязанностям только осенью, дом запущен, требует ремонта, денег вечно не хватает. Дела имения находятся в крайне расстроенном состоянии. Возможно, покойный Белкин умел угодить барину и в охоте отменно разбирался, но вот хозяйством занимался спустя рукава.
– Не стоит упоминать Белкина. Сейчас вы управляющий. И с вас я спрошу за состояние усадьбы, имения и дел в целом, – резко сказала графиня.
– Помилуйте, ваше сиятельство! – взмолился Берсеньев и предпринял робкую попытку сложить с себя ответственность. – Домом должен заниматься дворецкий.
Графиня смерила управляющего гневным взглядом.
– Отнюдь! Кто вам это сказал? Дворецкий – крепостной мужик, да в придачу ещё и малограмотный. Благоустройством усадьбы должны заниматься вы!
Полянский слышал, как графиня устраивала разнос Берсеньеву.
«Управитель-то появился недавно…Да, да… мне говорили, прежний управитель погиб на охоте – несчастный случай. А так ли уж и несчастный?.. – размышлял Полянский.
Весь остаток дня графиня провела в хлопотах, Полянский – в размышлениях за письменным столом старого графа.
Вечером, после ужина, графиня расположилась в столовой, решая первоочередные задачи со своей новой экономкой Анфисой. Полянскому ужинать вовсе не хотелось, он пребывал в состоянии охотника – чувствовал, что дичь близко… Но как её поймать?..
Он ещё раз прошёлся по дому, заглянул в каждый закоулок, от его цепкого взгляда ничего не ускользнуло.
Время близилось в десяти вечера, в начале марта в это время суток сгущались сумерки. Полянский ходил по дому с подсвечником в руках… Он уже сам не знал, что рассчитывал найти.
Наконец он удалился в графскую спальню, в которой разместились графиня и его скромная особа.
Поручик медленно прошёлся по комнате. Миновав камин и приблизившись к красочному панно, изображавшему что-то из античной мифологии, в которой Полянский совершенно не разбирался, он заметил, что пламя свечей слегка дрогнуло и отклонилось в сторону окна.