— Улэф! — крикнула Сефрения все еще взбирающемуся наверх талесийцу. — Не надо. Этого уже не нужно.
— Яд? — спросил он ее.
Сефрения кивнула.
— Ненавижу яд, — проговорил он, вытирая кровь с лезвия топора своими большим и указательным пальцами. Покончив с этим, он провел пальцем по острию. — Боюсь, целая неделя уйдет на то, чтобы как следует наточить его и привести в порядок, убрав все эти засечки и зазубрины, — мрачно произнес он и начал спускаться вниз.
Спархок поднял свой меч и тоже спустился вниз по террасам. Неожиданно на него навалилась усталость. Он подобрал свои латные рукавицы и подошел к Бериту, в благоговейном трепете глядевшему на него.
— Это был отличный удар, — сказал он юноше, положив руку ему на плечо. — Благодарю тебя, брат.
Улыбка озарила лицо Берита.
— О, кстати, — добавил Спархок, — тебе бы стоило отыскать топор Бевьера. Он души в нем не чает.
Берит усмехнулся.
— Хорошо, Спархок.
Спархок оглядел усеянный трупами Храм, затем взглянул наверх, через проломленный купол, на звезды, мерцающие в холодном зимнем небе, раскинувшемся высоко над их головами.
— Кьюрик, — рассеянно проговорил он, — который сейчас час? — Он осекся, и волна невыносимого горя вновь захлестнула его. Взяв себя в руки, он оглядел своих друзей. — Со всеми все в порядке? — спросил он. Затем он что-то пробормотал себе под нос и глубоко вздохнул. — Давайте выбираться отсюда.
Они прошли по сверкающему полу из оникса и взобрались по ступеням наверх. Окинув прощальным взглядом мрачный полуразрушенный Храм, где недавно царило зло, они заметили, что все статуи, опоясывающие стену, разбились на мелкие осколки. Келтэн шагнул вперед, осматривая дорогу.
— Кажется, все солдаты дали деру, — сказал он.
Сефрения сняла чары с входа, и они двинулись дальше.
— Сефрения, — неожиданно раздался голос, едва громче карканья вороны.
— Она еще жива, — укоризненно покачал головой Улэф.
— Это случается, — сказала Сефрения. — Иногда яд действует дольше, чем обычно.
— Сефрения, помоги мне, Пожалуйста, помоги мне.
Стирикская волшебница обернулась и взглянула на принцессу Ариссу, едва держащую свою голову, моля о пощаде.
Голос Сефрении прозвучал холоднее самой смерти.
— Нет, принцесса, — ответила она. — Не жди этого от меня. — И Сефрения вновь присоединилась к Спархоку и остальным, плотным кольцом окружившим ее.
За ночь ветер часто менялся, а сейчас он неизменно дул с запада, неся с собой снег. Неистовая гроза, которая прошла прошлой ночью, поглотила весь город, сорвала крыши с одних домов и разрушила другие. Улицы были покрыты обломками и тонким слоем мокрого снега. Берит нашел и привел их лошадей, и Спархок с друзьями медленно ехали по разрушенному городу. Им более не надо было спешить. За ними ехала повозка, которую Келтэн раздобыл на одной из улиц; Телэн правил лошадьми, а позади него лежал раненый Бевьер, рядом с которым покоилось завернутое в плащ тело Кьюрика. Сефрения заверила их, что тление, которое смерть неизбежно несет с собой любому человеку, не коснется Кьюрика. Сефрения ехала верхом на своей белой лошадке, прижимаясь щекой к темным густым волосам Флейты. Спархок с изумлением заметил, что по-прежнему думает о вечно юной Богине как о Флейте. Да сейчас она совсем и не походила на Богиню. Она прильнула к Сефрении, лицо ее покрывали слезы, и всякий раз, когда она открывала глаза, они были полны ужаса и отчаяния.
Солдаты Земоха и несколько оставшихся в живых солдат Азеша спасались бегством, покинув пустынный город, и траурная пустота окутала его своим скорбным молчанием. Что-то совершенно странное произошло со столицей Отта. Храм был почти полностью разрушен, и сильно изуродован дворец, но это было вполне объяснимым. Казалось невероятным то, что произошло с остальным городом. Жители еще совсем недавно покинули его, но дома их были разрушены — но не все сразу, что могло произойти из-за могучей силы взрыва потрясшего Храм, а небольшими группками по два, по три дома. Это походило на то, что запустение, пожирающее любой покинутый город, справилось с ним за считанные часы, вместо веков. Дома осели, печально поскрипывая и дожидаясь той скорбной минуты, когда тяжестью своей придавят сами себя. Стены города все искрошились, и даже булыжники, которыми были мощены улицы, выпирали или осели в провалах, разбитые и покрытые трещинами.
Их безумный отчаянный план увенчался успехом. Но победа досталась им слишком дорогой ценой. И не было ликования, и радостью не полнились их глаза. Грусть окружала их, и не только из-за тяжелой утраты.
Бевьер был бледен от сильной потери крови, а лицо его — глубоко встревожено.
— Все-таки, я до сих пор не могу понять, — признал он.
— Спархок — Анакха, — терпеливо ответила Сефрения. — Это слово стирикское, оно означает «без судьбы». Все люди подвластны судьбе, тому, что написано у них на роду, все — кроме Спархока. Он живет вне судьбы. Мы знали, что он придет, но не знали когда и кто им будет. Он сам вершит свою судьбу, и существованием своим вселяет ужас в самих Богов.
Они оставили за собой постепенно разрушающийся город в кружащемся водовороте толстых снежинок, гонимых ветром с запада, но еще долго могли они слышать шум и грохот обваливающихся домов и зданий. Путь их лежал на юг, и кони резво торопились по дороге, ведущей в Кораках. Ближе к полудню, когда снег начал ослабевать, они нашли себе приют на ночь в одной из безлюдных деревень. Они все очень устали, и мысль о том, чтобы проскакать еще хотя бы одну милю была для них просто невыносима. Улэф приготовил поесть, даже не пытаясь прибегнуть к своей обычной уловке, и они разошлись спать еще задолго до того, как на землю опустились сумерки.