Когда есть ты | Страница: 19

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Уверена.

Она старалась, чтобы в голосе не звучала ирония, но не могла выдержать его загадочного взгляда.

— Почему ты так смотришь на меня?

— Не могу представить, как можно быть еще красивее.

— В толпе меня невозможно не заметить из-за роста. Я же настоящая каланча. — Она никак не могла взять в толк, почему оправдывается и не принимает на веру слова этого мужчины. — Я рано оформилась, вымахала и в школе стояла первой по росту. Кстати, я не всегда была такой стройной.

— Ты упорно работала над фигурой?

— После болезни матери, — призналась она, — я начала бегать. Я пыталась убежать от боли. Загнать себя.

— А когда не получилось, занялась кикбоксингом.

Она криво улыбнулась.

— Негодная причина?

— Ты пыталась избавиться от агрессии и боли. Негатив лучше выплескивать, а не держать внутри.

Зара поняла, что он думает о своей матери, как она сломалась от давления прессы. Несколько минут они молчали. Несмотря на печаль, девушка вдруг почувствовала в нем родственную душу, ей было приятно поделиться с ним частью своей жизни.

— Ей не следовало так страдать, — тихо и тоскливо заметила она. — Сколько бы километров я ни пробежала, как бы сильно ни дралась, боль не отпускала.


Зара проснулась внезапно, села, размяла шею и огляделась.

Они остановились. Она вгляделась в окно и узнала место. Алексу безумно идут джинсы. Он наклонился над стойкой в кафе Кармель и заказывал еду.

Вместо того чтобы покупать продукты в супермаркете, он решил отовариться у того, кто больше нуждается в деньгах.

В первый раз Зара осознала, что этот мужчина гораздо больше, чем просто любовник на выходные, больше, чем человек, пробудивший в ней чувственность, мужчина, разделивший се заботы, влечения, ее слезы и смех.

Она прижала ладонь ко рту, чтобы удержать улыбку. Бесполезно, он действовал на нее, как утреннее солнце, и она, словно бутон цветка, распускала лепестки под его теплыми лучами.

То был мужчина, которого она могла полюбить.


Вечер оказался достаточно теплым, можно было и не разводить огонь, но Алекс посчитал, что раздевание при огне выглядит гораздо романтичнее.

Он принес свечи, скатерть, посуду и тонкие хрустальные стаканы.

— Твое слабое место? — спросила она, наблюдая за тем, как он разливал вино.

Тени от огня смягчили резкие черты его лица. Он усмехнулся. Первое свидание должно стать впечатляющим — его слова. Эти впечатления будут длиться вечность.

Алекс наладил стереосистему.

— Ты сказала, что любишь расслабляться под музыку. — Он поставил стул и жестом пригласил ее сесть. — Я не знал, какой стиль подойдет.

— Прекрасный выбор. Очень тонкий. Более романтичный, чем вязание. — Она взглядом дала понять, что высоко оценивает его предупредительность.

— И что Кармель приготовила для нас?

Паштет из форели, цыпленок, салат и свежевыпеченный хлеб— незатейливая, но восхитительная еда. И откуда у нее силы на еду, когда все ее существо заполнено этим мужчиной? Тем мужчиной, кто ни разу не прикоснулся к ней с тех пор, как они выехали из Мельбурна, чьи глаза горят желанием, воспламеняющим и ее кровь.

— Десерт? — спросил Алекс.

Зара отрицательно покачала головой.

— Шоколадный мусс.

— Знаю.

Его ноздри затрепетали, глаза сверкнули.

— Сними рубашку.

Она не стала расстегивать пуговицы, а просто стащила се через голову. Под рубашкой оказалась тонкая маечка на бретельках.

— Только рубашку? — спросила девушка.

— Для начала. — Его голос стал глубоким и взволнованным. Она наблюдала, как он отпивал из стакана, как дергалось горло, и ее тело вспыхнуло, груди затвердели, отвечая на призыв.

— Иди сюда.

Она не колебалась, встала и подошла. В голове застучал барабан. Не отрывая от Алекса взгляда, Зара взяла стакан и поставила его на стол, затем села к нему на колени и поцеловала. Он почувствовал на губах вкус вина, богатый и терпкий, распустил ей волосы.

— Не ожидал, — сказал он и подцепил пальцем тонкую лямочку майки.

— Сними, — прошептала она.

Он выполнил просьбу, но не отбросил вещицу в сторону, а некоторое время подержал на весу, разглядывая, а затем провел ею по груди, по соскам. Зара закрыла глаза от удовольствия.

— Разве не приятно?

— Не так приятно, как твоя рука. — Она выпрямилась. — Или губы.

В ответ раздалось хриплое рычание. Зара бы улыбнулась, если бы успела.

До мусса они не дотянули, потому что он сказал, что предпочитает вкушать ее. После страстных слияний остались сомнения, захочет ли она шоколада, насытившись гормоном счастья под именем Алекс Карлайл.


Они занимались любовью у камина при свете искр и в полночной темноте. И каждый раз Зара задавалась вопросом, сколько раз она может раскалываться надвое от наслаждения и сколько раз он способен бежать утомительно сладостную дистанцию после короткой передышки.

Сквозь сон она спросила, почему он тогда говорил о миндале, и Алекс, уткнувшись ей в горло, ответил, что это ее запах. С этими словами она заснула, слишком истощенная, чтобы ответить: то был аромат ее духов.

Подарок от сестры, как и ты, Алекс.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Занималась Зара мало, хотя посчитала, что Алекс довольно удачный экземпляр, на котором можно практиковаться в анатомии.

Как оказалось, рыбу он ловить не умел, но на речку они все же сходили, главным образом чтобы полюбоваться рыболовными навыками Зары.

— Дедуля говорил, что самое главное — это чувство времени и чутье.

— Ты сказала, что это Сюзанна научила тебя.

Черт! Она цитировала сестру.

— Дедушка Сьюзи учил ее, — поправилась Зара. — Я привыкла к ее речам «дедуля сказал это, дедуля сказал то».

По крайней мере, это было правдой.

Зара продолжила демонстрацию своей техники. Она указала, что захват Алекса слишком крепкий и нужно расслабить руку, упомянула о правильном выборе удочки.

Потом они растянулись на мягкой весенней травке на берегу. Зара не могла вспомнить, когда последний раз чувствовала себя столь умиротворенной и счастливой. Она сама удивилась, что произнесла это вслух.

— Хочешь еще чуть-чуть побыть счастливой? — спросил Алекс.

Она лежала у него под рукой, поэтому, чтобы увидеть его лицо, ей пришлось подняться. Его глаза лениво поблескивали из-под полуопущенных век.