Пожалуй, это была самая бесстыжая одежонка в моей жизни: едва лишь напялив ее, я почувствовала себя изнасилованной.
— Ну что, готовы? — спросил у меня Чиж и щелкнул замком.
Через секунду мы уже стояли на улице.
Метель закончилась, и разом потеплело. А в невидимом небе дрожали крупные звезды. Им было глубоко наплевать на дом и его пленников.
Дверь с витражными бойницами вывела нас в крошечный, ничем не огороженный дворик с такой же крошечной деревянной пагодой; пагода светилась изнутри — в самой ее сердцевине горело несколько лампочек. Лампочки украшали и небольшие деревца вокруг пагоды. В этом было что-то нереальное — красные, желтые, голубые точки света, парящие над снегом. От пагоды к двери вела дорожка из камней. Сейчас она была припорошена снегом.
Зачарованная изысканной рукотворной красотой пейзажа, я прошлась по дорожке и, обогнув пагоду, вышла к небольшому, старательно не правильной формы водоему то ли запруде, то ли озерцу. Несмотря на зиму, вода в запруде не замерзла, совсем напротив: стоило мне только присесть на корточки и опустить руку в воду, как я тотчас же машинально отдернула ее. Озерцо было теплым — таким теплым, что по нему плавали кувшинки! А где-то в самой глубине стояли рыбы. В этом было что-то нереальное — красные, желтые, голубые точки света, парящие под водой.
Вода в запруду проникала через бамбуковый желоб, похожий на детские качели: она стекала из маленького фонтанчика прямо в пасть бамбуку. Когда ее набиралось достаточно, центр тяжести смещался, и желоб опрокидывался. Очередная партия воды пополняла запасы озерца. А край желоба ударялся о камень с мелодичным стуком.
— Какая красота! Вы когда-нибудь видели такое. Чиж?
— В свое время я плавал в бассейне “Москва”. Градусов в двадцать, в самый мороз, — ответствовал мне приземленный до последней степени специалист по ядам. — Так что меня ничем не удивишь.
— Вы бескрылый человек!
— Не я один. Все остальные тоже ходят по земле.
— Что вы хотите этим сказать?
— Не сказать, а показать. Видите следы? Они огибают дом. Думаю, что это тот самый путь, по которому Доржо и Дугаржап добрели до своей смерти.
Так вот ради чего Чиж вытащил меня на улицу! Ради того, чтобы найти снежный хвост покойников! Метель (очевидно, вступив в сговор с Чижом) закончилась вовремя. Теперь ничто не помешает ей выступить свидетелем обвинения: на первых же слушаниях она сообщит суду присяжных, что две цепочки следов прервались прямо у витражной двери. А до этого посетили места N, NN hnnn…
— Может быть, взглянем?
Еще не успев закончить фразу, Чиж снова потащил меня к дому: никаких “может быть” быть не может!
— Я бы не стала так рисковать. Чиж. Вы забыли о собаках.
Чиж опустил голову и уперся взглядом в следы: свежие, четкие отпечатки рифленых подошв искушали его, и противиться этому искушению было невозможно.
— Мы пройдем совсем чуть-чуть, — заканючил Чиж. — Всего лишь несколько метров.
— А собаки?
— Если Доржо и Дугаржап пришли с улицы… Возможно, они загнали собак. Даже наверняка загнали!
— Я не пойду.
— Ну и оставайтесь! Черт с вами! Можете даже искупаться, если есть охота…
Чиж сердито развернулся на пятках и затрусил параллельно следам. А спустя секунду, проклиная все на свете, я отправилась вдогонку за не в меру любопытным куском сыщицкого дерьма.
Цепочка следов заворачивала за угол и шла параллельно стене дома. Фасад был темен, только на третьем этаже… На третьем этаже мутно светилось окно! Даже я, страдающая извечным топографическим идиотизмом, определила, что окно это находится под защитой двери с висячим замком. Странно, этот замок казался мне незыблемым, древним, как яйцо динозавра, повешенным еще во времена Войны Алой и Белой розы…
— Видите? — Я дернула Чижа за полу тулупчика. — Свет!
— Вижу, — промычал Чиж, но головы не поднял.
— Это ведь с той стороны, где запертая дверь на лестницу?
— Угу-м-да… Все может быть…
— Но там же висячий замок!
— Все может быть…
Чиж совсем не слушал меня. Вытянутый чуткий нос заставлял его преследовать следы, до всего остального ему не было дела. А я… Я могла бы дать руку на отсечение, что за этим зловещим окном мелькнула какая-то тень!..
— Чиж! Там кто-то есть! — севшим голосом пробормотала я.
— Конечно, есть. В доме полно народу…
— Вы не поняли. Там, наверху, кто-то есть! Наконец-то до Чижа дошли мои стенания! Он остановился, оторвал взгляд от меток, оставленных Доржо и Дугаржапом, и поднял голову.
— Hу, что там еще?
— Свет.
— Какой свет?
Черт, черт, черт, я, кажется, вспугнула свет и, тени за окном! Либо этот свет был предназначен только для меня! И для моего взвинченного воображения. Во всяком случае, он исчез ровно за мгновение до того, как Чиж уставился на фасад.
— Ну, и где же ваш свет?
— Он был… Только что!
— Ага. Был и погас?
— Именно.
— Разберемся с ним, когда вернемся в дом. — Он не очень-то поверил моим словам. А я — не поверила его.
Оставшуюся часть пути мы прошли под аккомпанемент нежного и размеренного стука: только теперь я сообразила, что это — бамбуковый желоб. Невинный перпетуум мобиле, летнее чудо на краю зимы. Я так и не смогла понять природу этого звукового эффекта: в закутке дворика желоб бился о камень гораздо тише. Но откуда взялся этот резонанс? Может быть, все дело в рельефе местности, утыканной миниатюрными холмами и низинками? Может быть, все дело в архитектуре здания, по-особенному отражающей звук? А может, это сама судьба терпеливо отсчитывает мгновения нашей жизни. И только она знает, сколько их осталось…
— Они были дураками! — неожиданно воскликнул Чиж.
— Кто?
— Пуришкевич, князь Юсупов и вся компания! Полные профаны в химии. Надо же, до чего додуматься — начинять ядом пирожные! Естественно, эффект минимальный. А потом еще удивляются, почему он не сразу окочурился, Распутин…
Самое время для исторических экскурсов!
— Тоже, нашли время читать лекции, — улыбнулась я.
— Просто развлекаю вас… Чтобы не было скучно идти.
Чтобы не было страшно идти, вот так! Фасад дома выглядел ночью очень зловеще, да и сам дом теперь казался мне в несколько раз больше, чем днем. Зачем такие площади одному человеку? Или это дань широким пространствам исторической родины? Спросить не у кого, Дымбрыл Цыренжапович благополучно отсутствует… Если это его затея, если выкормленные с руки и укрощенные убийства — его промысел, у нас нет шансов!..