— Вы недостаточно точно процитировали, — сказала она после небольшой паузы. — Вы недостаточно точно процитировали дорогую Аглаю, царствие ей небесное! Это ее мысль, а вы примазываетесь! Лучше пишите свои кондовые полицейские романы и не лезьте с суконным рылом в калашный ряд!
— Я не лезу!
— Лезете! Еще как лезете! И если уж речь зашла об уликах… Вам не кажется странным, что улики, указывающей на ваше участие в преступлении, так и не оказалось?
— А почему это она должна быть? Я же этого преступления не совершала, в отличие… В отличие от некоторых!
— И тем не менее… Наш юный друг Петр обнаружил в оранжерее платок, который якобы принадлежал дорогой Минне. Сама Минна раскопала перстень-фальшивку, который якобы принадлежал мне. И только на вас не было никакого намека.
— Ну и что? Что это меняет?
— Стрельба врассыпную, — неожиданно отозвался Чиж. — На кого бог пошлет!
— Вот! — обрадовалась Tea. — Вот именно. Вы поняли мою мысль, Петя?
Чиж, обрадованный тем, что все внимание переключилось на него, забегал по дорожке.
— С самого начала во всем этом было что-то не правильное. С самого начала! Платок, а потом перстень… Сами по себе они, может быть, и важны… Но, собранные вместе, они теряют всякий смысл! Они взаимоисключающи, вот что я хочу сказать… Если убийца Минна…
— Я не убийца! — выкрикнула Минна.
— Прошу прощения… Если убийца Минна — то при чем здесь перстень? А если убийца Tea…
— Я не убийца! — выкрикнула Tea.
— Прошу прощения… Если убийца Tea — то при чем здесь платок? Убийца, кто бы он ни был, не стал сосредоточиваться на том, чтобы подставить какого-то конкретного человека. Он решил подставить всех сразу! Мы можем найти какие угодно следы. И только одного следа мы не найдем. Следа, принадлежащего убийце. Все. Я закончил.
Сочинительница полнокровных животноводческих триллеров и сочинительница вегетарианских иронических повестушек шумно зааплодировали Чижу. А потом, забыв о распрях и склоках, обнялись, расцеловались и повернули головы в сторону Софьи.
— Что скажете, дорогая Софья? — просюсюкала Минна. — Опростоволосились?
— Что скажете, дорогая Софья? — просюсюкала Tea. — Облажались?
Софья, в одночасье ставшая изгоем, затряслась как осиновый лист.
— Я не понимаю… — прошептала она, загребая ртом все окружающее пространство. — Я не понимаю…
— А что тут понимать? Хотели нас подставить, да не вышло ничего! Не сообразили, что на вас укажет не наличие улик, а их отсутствие! Вам не то что детективы писать, вам пособие по уходу за крупным рогатым скотом никто бы не доверил!.. А это все вас прокуратура развратила, прокуратура! Привыкли, понимаешь, прятаться за широкой спиной экспертиз! А настало время головой поработать, как в старые добрые времена — тут и сглючило вас! Соображать надо было, прежде чем за дело приниматься! Убийца! Убила классика из зависти, да еще попыталась стрелки перевести, убийца!.. Наши-то улики при нас остались, а ваши-то — тю-тю!
— Почему это — тю-тю?
— Ну, так где они, предъявите?
— Я не знаю… Может быть, об этом стоит спросить нашего уважаемого Пинкертона? Может быть, он нашел еще что-нибудь? Может быть, у него есть какой-нибудь туз в рукаве?..
Софья уставилась на Чижа, как на чудотворную икону. Она требовала чуда: кровавых слез в уголках глаз, родниковой воды на губах, тягучего березового сока на ступнях. Она требовала чуда, и чудо произошло.
Чиж сломался. Чиж сломался и продал улику, которую оберегал как зеницу ока.
— Ну, хорошо, — сказал он. — Я не хотел говорить об этом… Улику, о которой я сейчас скажу, в отличие от платка и перстня, довольно легко уничтожить. Но, с другой стороны… Чем больше народу будет знать о ней, тем лучше. Тем больше гарантии, что она сохранится.
— И что это за улика? Покажите нам ее. Немедленно! — Минна была явно недовольна таким поворотом дела.
— Для этого нужно пройти в конец оранжереи. К двери, которая ведет на кухню. Там, прямо на клумбе, остался след. След от женского каблука. Довольно четкий.
— А какие-нибудь особые приметы у этого следа есть? — дрожа всем телом, спросила Софья.
— В общем, да. Набойка на каблуке. В виде звездочки. Стоило только Чижу произнести эту фразу, как оранжерейный ландшафт самым пугающим образом переменился: лианы изогнулись, рододендроны свернули листья в трубочки, кактусы вытянули и без того тонкие иглы, а пять сплетенных в косу стволов Pachira Aquatica с угрожающей быстротой расплелись — и все из-за того, что похожий на черную дыру рот Софьи Сафьяновой округлился и застыл в немом торжествующем крике.
— Пятиконечная звездочка? Да?
— Да, — озадаченный Чиж даже струхнул от такого напора.
— Вы уверены, Петр? Вы уверены в этом?..
— Пойдемте взглянем на него, если хотите…
— Взглянем, обязательно взглянем! Но и без этого я могу сказать… Это же мои туфли! — радостно засмеялась Софья. — Ну да! Мои! Мои любимые “Чарли Лафонтен”! И звездочка на каблуке! Такая вот причуда дизайнера! Я специально взяла их, чтобы надеть завтра на съемку! То есть уже сегодня… Черт возьми, вот это сюрприз!.. Что же вы молчали, Петр!
Радость Софьи была такой же неподдельной, каким неподдельным было уныние, воцарившееся в лагере ее обличительниц.
— Ну что, съели, дорогие дамы? — Софья наконец-то захлопнула рот, и оранжерейная экосистема моментально пришла в сонное равновесие. — Вот и моя улика обнаружилась! И будет она повесомее ваших! Что такое жалкий платок и жалкий перстень, когда убийца украл туфли Софьи Сафьяновой и оставил ими след на клумбе! А след — вещь серьезная! Так что меня он подставил куда серьезнее вас! Вот так-то!
— А может, это не ваши туфли, дорогая Софья? — сразу же поджала хвост Минна. — Может быть, кто-то еще горячо любит фирму “Чарли Лафонтен”?
— Не порите чушь, дорогая Минна! Обувь так же индивидуальна, как и отпечатки пальцев! И конкретный след всегда принадлежит конкретному ботинку. Только ему и никому другому. Так что пишите свои никчемные завиральные страшилки о вампирах и не суйтесь в серьезные вещи. Которые требуют профессиональных знаний!
Теперь, когда круг, по которому бегали самые разнообразные и никак не связанные между собой улики, замкнулся, а СС, ТТ и ММ вернулись на исходные позиции, в оранжерее повисла напряженная тишина.
И когда она стала совсем уж неприличной, Чиж не выдержал.
— В общем, это ничего не меняет, — стараясь не смотреть на писательниц, сказал он. — И под подозрением остается любой из нас. И вы в том числе, дорогие дамы. Может быть, это и входило в ваши планы — стать подозреваемыми наравне со всеми. Поскольку дело поворачивается так, что подозрителен тот, на кого не пало подозрение… Уж простите меня за этот каламбур!