– Хорошо, – ответила Гончарова. – Я поговорю с ней.
– Ну и прекрасно. – Историк положил ей на плечо руку, и Ольге инстинктивно захотелось сбросить ее. Ладонь Сколышева была холодная, как лед. – Вот и принимайтесь за работу. Я вам гарантирую, что мы освободим вашего мужа. Пока перевес на стороне наших противников. Но это временно.
Ольга Евгеньевна испытывала странное чувство к историку. Она его боялась – ее определенно охватил некий благоговейный страх перед ним, страх, который переходил в восторг. Но в то же время он был ей омерзителен. Однако Сколышев говорил здравые вещи, созвучные ее мыслям. Он поможет освободить Сергея, а потом историка можно самого изолировать.
– Я не верю, что кто-то из них является убийцей, – заявил Дима Реутов. – Да, раньше мне казалось, что самая подходящая кандидатура – это Ирэн. Но зачем ей топить и травить присутствующих? Она бы никогда не оставила улики у себя в комнате. При сложившихся обстоятельствах любой здравомыслящий человек выбросил бы шприцы или подложил их еще кому-то.
Реутов, Енусидзе, Катя, Лиза и Лидия Ивановна находились в гостиной.
– Кто сказал, что мы имеем дело со здравомыслящим субъектом? – спросил Енусидзе. – Ирэн не похожа на шизофреничку, но я и не специалист в этом вопросе. Катя, что скажешь?
– Согласна, Ирэн Аристарховна не похожа на сумасшедшую, – медленно проговорила Катя. – Но дело в том, что я не могу судить по внешним признакам. Сергея Леонидовича также не причислишь к психически ненормальным. Это мое субъективное мнение.
– А почему вы решили, что мы имеем дело с сумасшедшим? – подала голос Лидия Ивановна. – Я так вовсе не считаю. Вы разве не поняли, что на самом деле нас только заставляют так думать?
– Ну-ка, изложите свою версию, – произнес Енусидзе.
Мамыкина прошлась по ковру к камину и протянула к огню зябнущие руки. Сгорбленная старушка, о которой никто не подумает, что она – убийца, мелькнуло в голове каждого из присутствующих.
Лидия Ивановна сказала:
– Нас заставляют поверить, что происходящее – дело рук безумца. Но в действительности все это, как мне кажется, спланировано и осуществлено человеком вполне нормальным, однако беспринципным и жестоким.
– Что вас натолкнуло на эту мысль? – кашлянув, спросил журналист Дима. – То, что мы так быстро превратились в зверей, – ответила Лидия Ивановна. – Я не поддерживаю идею полковника запереть каждого в своей комнате. Я прошла через сталинские лагеря, и это напоминает мне тоталитарную систему. В конце концов, Николай Кириллович, разве вы можете доказать, что вы – не убийца? Правильно, не можете.
Енусидзе в который раз подумал, что Мамыкина – опасный противник. Она била прямо в цель. Полковник санкционировал домашний арест Гончарова в первую очередь для того, чтобы избавиться от противника. Ему не нужны враждебные коалиции. Пусть посидит, подумает в своем номере, ничего с ним не случится. Мамыкина слишком умна для восьмидесятидвухлетней бабки. Слишком.
– И что вы предлагаете? – произнес он. – Хотите, чтобы я сложил полномочия? Ради бога, мне будет только легче. Но запомните, в критической ситуации, а мы находимся именно в такой ситуации, требуется лидер, который мог бы принять ответственное решение.
– Никто в этом не сомневается, – поддержала его Лиза Татаренко. – Лидия Ивановна, не время сейчас устраивать внутренние распри.
– Точно, – сказал Дима. – Раньше все выглядело как забавное представление, как будто мы герои американского фильма, который обязательно закончится хэппи-эндом. Но после трех убийств у меня появились некоторые сомнения. Падать духом причин нет, однако нужно приготовиться к гонкам на выживание.
– Я только хотела обратить ваше внимание на то, что мы должны по-другому взглянуть на события, – устало произнесла Лидия Ивановна. В этот момент она была самой собой – утомленной жизнью старой женщиной, которая по воле рока (или злого умысла?) оказалась в эпицентре странных событий. – Человеку свойственно стандартное мышление. Мы ищем врага не в том направлении.
По лестнице спустилась Настя Куликова. В красном джемпере и с небольшим количеством косметики она удивительно преобразилась. Молодая жительница Санкт-Петербурга не стала красавицей, однако сумела выгодно подчеркнуть свою неброскую красоту.
– Извините, пожалуйста, что вмешиваюсь, – сказала она, – но я слышала, о чем вы вели речь.
– Конечно, Настюша, – Енусидзе, как всегда галантный, подал ей руку. – Присоединяйтесь к нашему обществу.
– Спасибо, – поблагодарила его Настя. – Мне очень страшно. Денис сказал, что нужно выбираться из кемпинга. Вы тоже так считаете? – Вряд ли это получится, – из коридора, весь запорошенный снегом, вошел Игорь Никольский. – Я только что пытался выйти наружу. Это абсолютно нереально. Если кто-то хочет замерзнуть насмерть в двухстах метрах от кемпинга, то пусть идет.
– Значит, мы остаемся здесь еще на одну ночь, – плечи Насти поникли. Разом исчез легкий румянец, глаза потухли. – Значит, кто-то из нас снова умрет…
– К чему такой пессимизм, – Катя попыталась успокоить Куликову. – Два человека, которые подозреваются в совершении преступлений, под замком. Завтра – тридцать первое декабря. Мы должны отметить праздник.
– Ага, с тремя трупами, – хмыкнула Вика.
Поп-звезда вышла из библиотеки. В течение последних двадцати минут она старательно подслушивала беседу Енусидзе и его сторонников. Вика не гнушалась получать информацию из любых источников. Ей очень не нравилась бабка. Подозрительная личность.
Богатырева знала одно: ни она, ни Игорь не являются убийцами. Хотя насчет Игоря она была не слишком уверена.
– И все равно, – сказал Реутов. – Мы постоянно думаем об одном и том же – смерти, убийствах, преступлениях. В конце концов, убийца, который находится среди нас, тоже человек и, как я надеюсь, возьмет выходной.
– Лучше бы вообще прекратил свою деятельность, – вздохнула Настя.
Игорь Никольский был абсолютно прав – выйти на улицу, в темноту, где выл злобный декабрьский ураган и валил сплошной стеной снег, означало бы добровольно записаться в клуб самоубийц. Впрочем, как размышлял Никольский, «Серебряная поляна», элитное место отдыха, превратилась в декорации для фильма ужасов Альфреда Хичкока. Люди медленно теряли человеческий облик из-за постоянного страха. Игорь не принадлежал к категории нытиков и хлюпиков, ему довелось в жизни столкнуться со смертью, причем не один раз, однако и он в глубине души ощущал подспудное желание запереться в комнате и, вооружившись ножом или иным средством самообороны, вслушиваться в каждый шорох в коридоре.
Банкир толкнул массивную дверь, которая, скрипнув, открылась. От внешнего мира его отделяло всего несколько метров.
Едва он вышел на улицу, в лицо хлестнул острый, как нож, ветер. Кожа задубела, мороз пробрался в кости. Игорь поежился. Видимость была нулевая. Буран отрезал им все пути к отступлению.