— Поедете с нами, мочалки! — пьяно растягивая слова, говорил Шкет.
— Конечно, поедут! — лыбился Хан. — Куда они, на хрен, денутся?
У рыжеволосого парня, который сидел между Бомбой и Мильонщиком, вспухла губа, под носом размазана кровь.
— Пацаны, ну харэ… Ну все, не надо, пацаны… — промямлил он.
Бомба, не меняя положения, ударил его локтем в солнечное сплетение. Парень закрыл рот.
Официант пролетел мимо, на секунду задержал взгляд и отвернулся. В зале практически не было трезвых. Охраны тоже не видно. Полуголая брюнетка на танцполе споткнулась и громко выругалась матом. Похоже, в «Мелехов» приходили исключительно нажраться и забыться. Если бы Шкет с компанией насиловали этих двух девчонок прямо на столике, никто бы не обратил внимания.
— Тебя как зовут, дура? — продолжал ухаживания Шкет.
— С-света… — пролепетала девушка, едва не плача.
— А его зовут Хан! Вот и чудесно! Теперь будешь его девушкой! — распорядился Шкет, поглаживая татуированную розу на предплечье девушки.
— Раз ты татуированная, значит, «углов» любишь. А теперь «Волков» любить будешь!
Шкет скривился.
— А вообще, только дура может сделать себе такую блядскую наколку. Никто не заставлял, наверное, и нож к горлу не приставлял… Небось еще и деньги заплатила, а?.. Говори, дура, платила?!
Он шлепнул девушку по щеке.
Она расплакалась, но беспомощность только разжигает жестокость. Выпятив нижнюю челюсть, Волчара размахнулся, чтобы ударить еще раз, посильнее, но тут его задел плечом проходящий мимо человек. Шкета развернуло на ножке стула, он чуть не упал.
— О, пардон, молодые люди!..
Главарь «Волков» побелел от бешенства, вскочил.
— Щас!! Щас я этот пардон тебе в…
И осекся. На глазах у стаи страшный «Волчара» превратился в испуганного подростка. Сдулся и съежился, как проткнутый иглой воздушный шарик.
Крыса, Мильонщик, Хан и Бомба непонимающе переводили взгляд с одного на другого. Какой-то мужик с бритой головой и немигающими глазами, не обладающий, кстати, богатырским телосложением, дерзко рассматривал вожака, а Шкет молча хлопал глазами, словно обнаружил перед собой Франкенштейна или сразу обоих братьев Кличко в боевой стойке.
— Ну-ну, не стоит нервничать, — мужчина одарил Шкета холодной улыбкой, подмигнул, едва заметно качнул головой в сторону выхода и пошел себе дальше.
«Волки» проводили его недоуменными взглядами.
— Кто это? — спросил Мильонщик.
— Ты его знаешь? — в тон приятелю поинтересовался Бомба.
— А ведь он сейчас свалит, слышь? — подал голос Крыса.
— Да, давайте догонять, — Хан привстал с места.
— Кого догонять, мудак! — взвизгнул Шкет и замахнулся. Хан отпрянул.
— Да он нас сейчас всех положит! Это… Это… Это мафия! Настоящая мафия, поняли? Всем сидеть тихо! И кончить базар!
Шкет махнул рукой и медленно, словно нехотя, отправился вслед за незнакомцем. Но еще оглянулся и добавил:
— Не ходите за мной! Убью!
* * *
Ребенок долго осматривала зеркальные недра встроенного бара. Внутри дрожала каждая жилка, хотелось выть и кусаться. Выбрала шотландский виски, который терпеть не могла. До половины набила льдом широкий увесистый стакан, сверху плеснула какой-то газировки, которую нашла в холодильнике. Выпила залпом, вкуса не почувствовала — виски получился ледяной. Нырнула под горячий душ. Жилки перестали дрожать, внутри все расслабилось. Вот и хорошо.
Хмель накатил мягкой и неожиданно мощной волной. Она вспомнила, сколько было в стакане — граммов 150 как минимум. А то и все 200. Нормально. Горечь обернулась легкостью, и теперь она знала, что делать. Выйдя из ванной, Ребенок налила еще стакан, голая встала перед большим зеркалом в гостиной. Долго смотрела. Маленькая грудь, узкая талия, выбритый лобок, стройные ноги… Все классно! Почему же она должна переживать такие встряски? Чокнулась с зеркалом, выпила и пошла одеваться. А может, Оксана, Илона, Ритка, — может, все они правы? Если муж бросает молодую, неудовлетворенную жену и ночью уходит из дома, то что должна делать жена? Мастурбировать?
Она надела черные колготы и черное белье. Юбка и кардиган от Гуччи. Самое то. Блузка кроваво-розового цвета, в безумном стиле Скьяпарелли. Кажется, она ни разу не надевала ее, не было повода. Теперь повод есть.
Позвонила Оксане.
— Ты где, подруга?
Судя по громкой музыке и смеху, та явно не скучала дома.
— В «Испанском дворике». А что?
— Я сейчас приеду.
— Ого-го! — расхохоталась Оксана. — Давно пора так!
Набрала вызов такси.
— Алло, мне машину на сейчас!
Она назвала адрес, допила то, что оставалось в стакане (какой по счету? Не помню), слегка подкрасилась, набросила короткую шубку, спустилась во двор. Там уже тлели фонари подъехавшего только что «рено» с желтым гребешком. Таксист обернулся, задержал взгляд.
— Куда едем?
— Поехали в «Испанский дворик». На Магистральном, знаете?..
* * *
Лис поджидал за парковкой, под фонарем. Его ночной кошмар. Человек, которого он боялся до дрожи в коленях. Может, оттого, что он когда-то избил его, как собаку, может, потому, что сломал его внутренний стержень. Может, еще проще: он в любой момент мог упрятать его в тюрьму или огласить бумаги, за которые «углы» порвут его на куски. Да и не только «углы»…
— Где пушка? — без предисловий сказал Лис и привычно ощупал его с головы до ног. — Где «ТТ»?
— Какая пушка?
— Из которой ты в Каскета стрелял.
— В какого Каскета?
— В того, который уже троих замочил. У них тоже «ТТ» был, он на них подумал…
Лис взмахнул ладонью. Напряженный, как струна, Шкет неловко отпрянул назад — поздно. Но Лис и не думал его бить. Он взял его за ухо и притянул к себе.
— Ты что, плохо слышишь? Я ведь тебе ухо не совсем отбил тогда. Чего переспрашиваешь?
— Отвали! — он рванулся. Но ничего не вышло. Стоящие на парковке машины перевернулись, будто кульбит сделали.
Шкет лежал на асфальте, распластанный, как лягушка под автомобильным скатом. Лежал, как тогда, три года назад, в допросном кабинете СИЗО… Как месяц назад во дворе за «Кружкой». Он, главарь волчьей стаи! Снова и снова его вбивают в говно, как нарочно, как в насмешку, раз за разом…
Бешенство переполняло его, не давало вздохнуть. Или что-то другое не давало. Нога Лиса на груди, например.
— Помнишь, что я тебе тогда сказал? Живи как хочешь, но при этом помни, что в твоей жизни главное. Так?