Шкет не мог дышать. Тем более не мог говорить. И все-таки услышал собственный голос, жалкий и задушенный:
— Так!..
— Что в твоей жизни главное, Шкет?
Главное — выковырять твои глаза еще до того, как ты сдохнешь, проклятый мент. Чтобы скормить их тебе. Главное — ржать погромче, когда ты будешь отдавать концы, извиваясь, как ящерица, под моим башмаком…
Но вместо этого Шкет прохрипел:
— Главное — это ты… Вы…
— Правильно. А почему?
— Потому что…
Шкет знал почему. Отлично знал. Но назвать, произнести вслух страшно.
— За яйца держите потому что… — пробормотал он еле слышно.
— О! Верно! — одобрил Лис. — И оторву, если надо. Значит, все ты слышишь, Шкет, все понимаешь… Тогда почему, объясни, опять косяки порешь?!
— Ну, а чего? — заныл Шкет. — Сидим, развлекаемся, как можем… Эти овцы сами виноваты, я их…
Удар ногой в бок.
— Меня овцы не интересуют! — Горячее дыхание Лиса обжигало его лицо.
— Говори, гаденыш, где пушка? И кто тебя нанял?! Хотя я и так скажу: Антон! Так?! Колись, дерьмо собачье!
* * *
— …мотылек.
Она уловила только конец фразы. Исключительно затасканной фразы, явно позаимствованной из любовного сериала. Или из инструкции в интернете — «10 способов снять девушку». Повернувшись к собеседнику, она уточнила на всякий случай:
— Мотылек?
— Именно мотылек, — с готовностью подтвердил молодой человек. — Впервые вижу мотылька, который пьет виски вместо нектара.
— Терпеть не могу виски, — призналась она. — Пью из чистого упрямства. Дома обыскала весь мужнин бар — ничего, только виски и водка…
— Муж, наверное, серьезный бизнесмен, при деньгах, правда, постарше, но зато любит и балует, — предположил молодой человек.
— Только не бизнесмен. Но очень серьезный и постарше. А что любит… Любит, наверное. Но сейчас взял и ушел из дому…
Ребенок почувствовала, что сейчас расплачется. И тут же теплая ладонь легла на ее талию, скользнула вверх и вниз, словно проверяла, все ли на месте, все ли такое же молодое и упругое на ощупь, как оно выглядит снаружи. Все было на месте, молодое и упругое.
Оксана с двумя незнакомыми девушками и какими-то парнями плавали в тумане, хохотали, наблюдали за ней и показывали большие пальцы: дескать, классный мэн, цепляй его на кукан!
— Неужели ушел от такой девушки? — произнес он над самым ее ухом, так что она почувствовала запах табака и пряной влаги, которой пахнут все выпившие мужчины. — К другой?
— Хуже. На работу!
Она вздохнула и посмотрела на стакан. Пить почему-то больше не хотелось, последний глоток дался ей с трудом. Это ее расстраивало.
— Значит, в ночную смену, — сказал он. — Бывает.
Он замолчал, сосредоточенно поглаживая ее поясницу, потом рука задумчиво скользнула по ягодицам и замерла.
Здесь были еще какие-то люди, правда, немного. Звучала музыка, сверкало стекло, бармен разговаривал по телефону, тряся в свободной руке шейкер. Только все это было фоном, ничего не значащим фоном. Вот в зал вошел новый посетитель, огляделся по сторонам, повернувшись на каблуках. Седеющая шевелюра, зачесанная со лба назад, классический стареющий бабник в допотопном костюме…
До Ребенка вдруг дошло, что она не знает, куда поехал Фил. Вызвали — помчался. А куда помчался? Вдруг появится здесь? Сейчас? Увидит ее в дешевом ночном кабаке, в этой компании? На какое-то мгновение бесшабашность и мнимая свобода уступили место страху. Она не знала, как поведет себя муж. Он может взбеситься, и тогда никому мало не покажется… Во всяком случае, если увидит чужую руку на ее заднице — точно взбесится. Так уже один раз было…
На какое-то мгновение ощущение бесшабашности и полной свободы уступило место страху. Она посмотрела на своего собеседника, на которого до этого вообще как-то не обратила внимания — так, сидит какой-то тип, впаривает что-то потихоньку…
Плотный, круглолицый, кучерявый. Приятный в общем-то. С аккуратной бородкой, оттеняющей мясистые красные губы. Хорошо одет: курточка, сорочка свежая. Он был молод, гораздо моложе Фила. Наверное, ее ровесник. Или чуть старше. Опыт с ровесниками у нее уже был — абитура, Венька Закревский… тихий ужас. Тоже, кстати, с бородкой — жиденькой такой, козлиной. Венька страшно любил почесаться ею о всякие нежные места, считая, видимо, что доставляет этим партнерше особенное удовольствие…
— Меня зовут Ромуальд, я писатель и люблю бабочек…
Нет, конечно, Фил не явится сюда. Тем не менее какое-то беспокойство все равно осталось. И голова сильно кружится.
— …Набоков — знаете такого писателя? Он тоже любил бабочек, даже открыл какой-то неизвестный вид.
— Что? — Ребенок встрепенулась, ощутив, как горячая рука забралась под ее кардиган и прожигает насквозь тонкую ткань блузки.
— А студенток клеил и называл мотыльками, — молодой человек улыбнулся и придвинулся поближе, рискуя опрокинуться с табуретом и Ребенком вместе. — Послушайте… Послушай. Я впервые вижу такую девушку, как ты. Вот не вру. Я не знаю, как ты оказалась здесь, да и знать не хочу. Но я думаю, это не случайно… Мозги сейчас взорвутся, честное слово!
Он рассмеялся, одновременно запуская руку глубже под кардиган и подбираясь к ее груди.
— Поехали со мной на Мальдивы. Вот увидишь, все будет хорошо. Даже лучше, чем можешь себе представить. Как леденец, как шоколадка растаешь в моих руках… Никого больше знать не захочешь, и мужа своего тоже… Да и нет у тебя никакого мужа, можешь не говорить мне ничего… Ладно, ладно. Я тебе честно скажу: у баб от меня крышу срывает… Всё, всё. Вставай, поехали.
Он торопливо выталкивал слова прямо ей в ухо, прерывисто и часто дыша, комкая в ладони ее грудь. С каждым словом дыхание его становилось все влажнее, горячее и отвратительнее. Но, странное дело, на какое-то мгновение это даже понравилось Ребенку. Она даже сопротивляться перестала. Вот, приличный молодой человек ради нее, ради призрачной возможности обладания ею добровольно превращается в похотливое животное… Это как бы он встал на четвереньки и заблеял по-козлиному на весь бар. Фил, например, так не смог бы.
— Ничего не пожалею, все у тебя будет… — продолжал твердить он. — Я не жадный, «бабок» у меня море, а с «бабками» нам весело будет… Вот увидишь. За такую красивую девчонку даже руку отпилить не пожалею.
«Чью руку?» — подумалось вдруг ей. Она попробовала слегка отстраниться, но молодой человек не хотел отпускать, сжал грудь сильнее, до боли. Ребенок вскрикнула.
— Тише, тише, — прошептал он, оглядываясь, но не ослабляя хватку. — Давай, поехали на Мальдивы…
Он буквально стащил ее с табурета, Ребенок едва не упала: ноги не держали.