На пороге стоял мужчина, по виду ровесник брата или немного старше, высокий, темноволосый, в пальто нараспашку, в руке вертел мобильный. В его облике не имелось ничего устрашающего, лицо можно было бы назвать приятным, если бы не его выражение: помесь насмешки и откровенного презрения ко всему и ко всем. Сердце вдруг ухнуло вниз в предчувствии беды, а ладони мгновенно стали влажными. Гость окинул меня взглядом и спросил:
— Борис дома?
— Нет, — покачала я головой и добавила поспешно: — Он сегодня в клубе.
— То-то я не могу до него дозвониться, — усмехнулся мужчина. — Не возражаешь, если я его подожду?
— Брат вернется поздно, — промямлила я.
— Брат? — поднял он брови и кивнул: — Отлично. Надеюсь, приготовить кофе ты сумеешь? — И вошел в квартиру. Уже в ту минуту я твердо знала: пускать его в дом не следует. И вовсе не потому, что я понятия не имела, кто он такой. Мысль о грабителях и маньяках даже не пришла в голову, я подозревала, что этот куда хуже всех их, вместе взятых. Но произносить твердое «нет» я так и не научилась, а молча захлопнуть дверь перед его носом ума не хватило.
Он вошел, снял пальто и напомнил:
— Кофе.
И я бросилась в кухню, слыша, как он идет в гостиную. Когда я появилась там с подносом, он сидел, развалясь в кресле, и лениво оглядывался.
— Садись, — кивнул на соседнее кресло, взял чашку, сделал пару глотков и едва заметно поморщился. «Кофе ему не понравился», — в панике решила я, как будто от того, понравился или нет, зависело, жить мне на этом свете и дальше или следует незамедлительно скончаться. — Значит, ты его сестра? — спросил он, я кивнула. — Как зовут?
— Инна.
— Красивое имя, тебе подходит.
Он ухмылялся и продолжал меня расспрашивать. Его интересовало, чем я занимаюсь, нравится ли мне учиться, где мои родители. В этих вопросах не было ничего особенного, что вовсе не принесло спокойствия, напротив, страх накатывал с новой силой, стоило встретиться с ним взглядом. И я, старательно отвечая, разглядывала пол у себя под ногами, торопя стрелки часов, что стояли напротив, а они двигались нестерпимо медленно, точно что-то их удерживало.
— Меня, кстати, зовут Александр Юрьевич, — сказал он. — Мы работаем вместе с твоим братом. Александр Юрьевич Бессонов.
В первое мгновение я решила, что ослышалась, потом подумала, это какой-то другой Бессонов, уже зная: передо мной именно он, не зря руки противно потеют. Неясные страхи вдруг материализовались, просто в реальности Бессонов оказался куда моложе и опаснее.
В панике я подумала: мои ответы, робкие и совсем неинтересные (а что такого интересного в моей жизни?), ему не понравились, и рассчитывать на снисхождение не приходится.
— Может быть, еще кофе? — предложила я.
— Спасибо. — Бессонов широко улыбнулся, что тревогу лишь увеличило. — Парень у тебя есть?
Я хлопала глазами, гадая, каким должен быть ответ, но соврать не решилась.
— Нет.
— Удивила. Брат ни с кем встречаться не позволяет или ты чересчур разборчива? — Я гадала, что бы ответить, но тут выяснилось: моего ответа не ждали. — Красивой девушке можно быть привередливой.
— Нет, — отчаянно покачала я головой, заподозрив, что моя предполагаемая привередливость в его глазах страшный грех. — Просто я… так получилось… — Он наблюдал за мной с кривой ухмылкой, а его взгляд становился все настойчивее, все откровеннее. Подобные взгляды женщина понимает интуитивно, независимо от возраста или опыта. Какой бы дурой я ни была, но в ту минуту уже знала, куда все неуклонно катится. Я читала это в его волчьих глазах, в его ухмылке… — Можно, я позвоню брату? — Я попыталась встать, но он удержал меня, ухватил за подбородок, продолжая с усмешкой разглядывать.
— Спешить мне некуда… — И, понизив голос, добавил: — Уверен, парня у тебя никогда не было… Ты очень красивая девочка. Такой прелестный ротик… — Он провел пальцем по моим губам, но и тогда, одурев от ужаса, чувствуя себя кроликом в клетке с удавом, я надеялась, что все как-нибудь обойдется.
Будь на моем месте другая женщина, наверное, смогла бы прекратить все это. Из любой ситуации есть выход, по крайней мере, так утверждают те, кому, вероятно, в жизни повезло куда больше. Может, я панически боялась навредить брату? Я вовсе не ищу себе оправданий, Бессонов искренне считал, будто может делать все, что ему заблагорассудится, а у меня не нашлось сил дать ему отпор. Я лишь беспомощно бормотала «пожалуйста, не трогайте меня», а он смеялся над моим лепетом, и я знала, что иного не заслуживаю: бесхарактерное, никчемное существо, вот кто я.
Я не пыталась сопротивляться и даже кричать не решилась, мысленно молясь, чтобы все это поскорее кончилось. Но время тянулось бесконечно долго. Затянувшийся кошмар, который, проснувшись, торопишься забыть. Боль, унижение и страх — вот что осталось в памяти.
Когда Бессонов наконец отпустил меня, я забилась в угол дивана, боясь поднять на него взгляд, чувствуя себя не только втоптанной в грязь, но и виноватой: я не должна была позволять ему… конечно, не должна.
Это чувство вины и отвращение к себе, а вовсе Не к нему, как бы нелепо это ни звучало, осталось со мной навсегда.
— Давай свой кофе, — надевая пиджак, весело сказал он. — Хотя готовить его ты не умеешь.
И я поплелась в кухню. Хлопнула входная дверь, и появился брат. Думаю, ему хватило минуты, одного взгляда на мою физиономию, чтобы понять, что произошло. Но он предпочел сделать вид, будто не понял. Широко улыбнулся Бессонову:
— Не знал, что вы здесь. Давно ждете?
— Часа полтора. Мы отлично провели время, — ответил тот с издевательской улыбкой.
Брат густо покраснел, избегая смотреть в мою сторону, и принялся изображать радушного хозяина. У меня не было сил видеть это, и я бросилась в свою комнату.
— В чем дело? — крикнул Борька вдогонку. — Что за фокусы?
Я захлопнула за собой дверь, привалилась к ней спиной и замерла, торопясь убедить себя, что ничего не было и я сейчас в самом деле проснусь. Я слышала, как Борис, точно извиняясь, проворчал:
— Не понимаю, что на нее нашло.
— Оставь девчонку в покое, — засмеялся Бессонов. — Что ж ты прятал такое сокровище?
— Прятал? Вовсе нет…
— Она прелестна. Ты знаешь, я не любитель ходить вокруг да около, поэтому скажу прямо: мне нравится твоя сестра, и я ее забираю.
— Что значит забираете? — не понял Борька.
— То и значит — она будет жить у меня.
На мгновение возникла надежда: брат сделает то, что должна была сделать я, — поставит на место свихнувшегося на своем могуществе сукиного сына, вытолкав его взашей, — но мы с Борькой оказались одной породы, и надежда померкла, лишь только он произнес:
— Вы что, спятили? — В голосе растерянность, за которым угадывалось бессилие.