Шесть соток для Робинзона | Страница: 66

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– О чем? – подпрыгнула я.

Феликс Жанович чуть склонил голову.

– У людей есть растительность на руках. Вы смуглая брюнетка с густыми широкими бровями, а такие дамы страдают от излишнего оволосения. И по идее ваши руки должны быть покрыты темной порослью. Только не говорите об эпиляции, потому что у вас на предплечьях пух, смахивающий на шубку новорожденного цыпленка. Вот!

Феликс Жанович быстро встал, взял мою правую руку, чуть повернул ее и спросил:

– Видите? Тонкие-тонкие волоски, почти не видные глазу. Даша, вы от природы блондинка.

Я растерялась. Маневин сел на кровать.

– И уши!

– А с ними что не так? – пролепетала я.

– Наверное, вы пользуетесь автозагаром, – улыбнулся профессор, – мажетесь особым кремом, и он придает вашей коже темный оттенок. Знаете, какую ошибку совершают все, кто прибегает к такой косметике? Люди забывают про ушные раковины. У смуглянки уши под цвет ее кожи, а у вас они розовые. И завершая эту тему… Помните, мы зашли с вами в ветеринарный магазин?

Я кивнула.

– И сразу наткнулись на некролог, – продолжал Феликс. – Магазин скорбел о кончине Дарьи Васильевой, спонсора приюта. Было и фото дамы, не совсем удачное, сделанное в профиль. Мне в глаза сразу бросилось ухо покойной – с большой дорогой серьгой. Понимаете, Дашенька, уши, как отпечатки пальцев, нет людей с одинаковыми ушными раковинами, говорю вам как специалист. Я, наверное, уже надоел, напоминая вам, что являюсь антропологом? Так вот, Даша, на снимке было ваше ухо, я это понял сразу по ряду примет. И тут сотрудница магазина сказала, что в лавке находится дочь усопшей, она приехала устроить судьбу бездомного кота. Мы услышали голос девушки, и вы кинулись в туалет с такой поспешностью, словно за вами гнался голодный медведь.

Маневин взял с подноса чашку, отхлебнул холодного кофе и продолжил:

– А ваши губы… Чудовищная красота! Вы маленькая, хрупкая, с небольшими глазами, аккуратным носом и – этакая пасть. Конечно, бывают уродства, но, полагаю, клюв у вас из силикона? Вы практически не пользуетесь косметикой, но помады перебор – ярко-бордовой, жуткой. Что она должна скрыть? След от неудачной инъекции? Я сложил все вместе, зашел в Интернет, прочитал про госпожу Васильеву из поселка Ложкино, владелицу многих собак, среди которых имеется мопс Хуч, узнал о трагедии, произошедшей с друзьями Ивана Гавриловича Стебункова, и сообразил: вы испуганы, боитесь того, кто убил ваших друзей, поэтому прикинулись мертвой. Вот почему вчера, увидев вас невменяемой, я не повез больную в больницу, а вызвал на дом Ангелину. Я хочу вам помочь. Ведь трудно одной бороться с бедой. Может, расскажете, что случилось?

Я аккуратно потрогала рот пальцем.

– Это не силикон, а специальные накладки. Сначала неудобно, затем привыкаешь. Помада прячет приклеенные края и заодно отвлекает от лица, приковывает внимание ко рту. Про волосы на руках и уши никто не подумал, но в целом грим весьма удачен. Вы правы, цвет кожи – это автозагар, в глазах цветные линзы, брови нарощены, волосы покрашены, я их мою оттеночным шампунем и остаюсь шатенкой. Операцию под названием «Смерть Дарьи Васильевой» подготовил полковник Дегтярев, а он в таких делах человек опытный, настоящий профессионал.

– Ваш любимый человек? – быстро уточнил Феликс.

– В Интернете много неверной информации, – вздохнула я. – Мы с Александром Михайловичем дружим много лет, он мне как брат, но мы никогда не состояли в любовной связи. Со Стебунковым я работала в советские годы в одном вузе, все, что сообщалось про моего бывшего мужа Макса Полянского и его отношения с Иваном, – правда. Иван Гаврилович пришел в заштатный институт, где я вбивала в студенческие головы азы французской грамматики, после развода с Ксенией. Никаких подробностей о своей личной жизни он не сообщал. Ни я, ни Олег Барсуков, ни Игорь Мамонов никогда не слышали о Жрачкиной. Иван после разрыва с женой сменил не только работу и место жительства, но и круг общения. Я узнала его тайну случайно, не так давно. Ваню положили на операцию – чистая ерунда, требовалось удалить несколько родинок, – но Стебунков очень боится боли, да и врачей тоже, поэтому потребовал общий наркоз и попросил меня посидеть с ним в палате, пока он не очнется. Клиника платная, желание богатого клиента закон. Ваню погрузили в сон, благополучно провели операцию, положили в кровать, а я села в кресло с книгой. Через час Иван вроде очнулся, увидел меня и воскликнул: «Ксения? Жрачкина? Зачем ты явилась? Надеюсь, не привела Вадима? Что тебе надо?» Я опешила. Потом поняла, что приятель еще одурманен наркозом, и вызвала медсестру. Девушка взглянула на Стебункова и пошла звать врача. Тот замешкался, явился минут через десять. За это время я успела узнать всю историю брака Ивана, а также про Вадима и про то, что Стебунков, заплатив деньги сотруднице загса и служащей паспортного стола, убрал из своих документов все упоминания о женитьбе и ребенке. Иван Гаврилович побоялся официально отрекаться от сына Ксении, проделал все тихо. А потом случилась перестройка, началась полнейшая неразбериха, загсы, отделения милиции претерпевали изменения, Стебунков спокойно стал указывать в анкетах: «Женат не был, детей не имею». И он знал, что Ксюша, несмотря на свой обман, очень порядочный человек, она не станет требовать алименты и не расскажет Вадику, кто его официальный отец. Правда, думаю, окончательно он успокоился, лишь когда Ксения умерла.

Я подсунула под спину подушку и продолжила:

– Под влиянием наркоза некоторые люди могут разболтать все. Ваня оказался из их числа. Он говорил со скоростью пулемета, сидел с остекленевшими глазами. «Патологическое возбуждение, – сказал врач, – случается как реакция на наркоз. Человек словно впадает в гипнотическое состояние». Успокоился Иван лишь после пары уколов, проспал часов девять. Я никогда даже не намекнула ему, что знаю его историю. У меня много знакомых, но очень близких друзей можно по пальцам пересчитать. Иван не делился со мной своей тайной, и если бы догадался, что она стала мне известна, наши отношения могли дать трещину. Поэтому я хранила молчание, вы первый, с кем я поделилась правдой. Но теперь ее уже можно сообщить, потому что в доме Ивана Гавриловича совершено убийство, и секрет вылезет наружу. Я понятия не имела, что Вадим, найдя свою метрику, встретился со Стебунковым, а тот выгнал парня. Мне о попытке пообщаться с человеком, которого он считал родным отцом, совсем недавно рассказал сам Сперанский.

Я перевела дух и поправила сползающее с плеч одеяло.

– Иван действительно угощал всех шашлыком из крокодила. Но я не ем экзотических продуктов и не притронулась к деликатесу. Когда Олег, Игорь и Степан умерли, Дегтярев испугался. И, хотя эксперт твердил о неизвестном африканском вирусе, Александр Михайлович сказал мне: «Чует мой нос скверный душок. Плохое у меня предчувствие». Полковник профессионал, не верит в экстрасенсов, гадалок, предсказателей будущего, однако иногда, вопреки своей же логике, произносит фразу: «Точно чувствую: этот человек виноват. Ни улик, ни доказательств, правда, нет, но он преступник». В общем, Дегтярев всполошился и придумал план: Дашу Васильеву тоже объявят жертвой отравления. Якобы ее спешно увезли лечить в Париж и там похоронили. На самом же деле полковник поселил меня в одной из конспиративных квартир, специально оборудованных для таких операций. Паспорт мне сделали на имя Даши Васильевой – Дегтярев опасался, что, получив документ, где будет, например, указана «Екатерина Петровна Николаева», я забудусь и представлюсь настоящим именем. Дарья Васильева не редкое сочетание, в одной социальной сети я нашла более двух тысяч своих полных тезок. Александр Михайлович приказал мне сидеть тихо, не общаться ни с родными, ни со знакомыми, читать детективы, смотреть кино и не привлекать к себе внимания, потому что убийца на свободе и, если он догадается, что потерпел неудачу, может предпринять новую попытку устранить меня. Стебунков улетел за границу и тоже не знает, что я жива. Мне дали машину, внешне раздолбанную, но отлично работающую, и сказали: «Жди, пока разберемся».